Он приказал телохранителям вывести их из дворца. Затем он поклонился императору и поблагодарил Льва за то, что он предоставил ему право решить эту досадную неприятность.

— Что ж, ваш поступок благороден, — сказал ему Лев. — Пусть это будет символом для наших двух домов. Я не забуду, что путь сострадания и милосердия всегда перед нами. Нам остается только избрать его. Всем следует помнить об этом всегда.

Единственным человеком, недовольным завершением происшествия, была императрица Зоя, лишившаяся ценной детали своего гардероба. Но царь, догадавшись о причине ее кислого выражения, галантно снял свой золотой пояс и преподнес его императрице взамен утраченного. Учитывая стоимость пояса хана, императрица осталась в выигрыше, и в немалом.

По мнению Хейвен, отношения между двумя монархами-врагами с этого момента стали гораздо лучше. Она и Джайлз заняли свои места в свите, и казалось, что об этом происшествии скоро забудут. Оба властителя двинулась во дворец. Торжества должны были пройти в Аккубите, большом зале Девятнадцати Диванов. Однако, когда гости уже сели за стол и готовились приступить к трапезе, состоявшей примерно из двадцати блюд, император Лев, чувствуя все растущее расположение по отношению к своему бывшему противнику, наклонился к нему и спросил:

— Эта женщина из вашей свиты, та, которая с такой страстью говорила об этих уличных хулиганах, — кто она?

Царь Симеон взглянул на нижние столы, за которыми собралась его свита.

— Эта? — переспросил Симеон, хотя во всем зале вопрос мог относиться лишь к одной женщине. — Она иностранка, этакая своенравная путешественница, она и ее верный спутник.

— Так они не из вашего народа? — изумился Лев, протягивая слуге чашу, чтобы тот наполнил ее. В подвалах императора лучше вина не было, и он не скупился.

— Нет, она чужая в этих землях, — ответил Симеон. Он уже успел опрокинуть две-три чаши сладкого темного греческого вина, и в данный момент пребывал в благодушном настроении. — Они блуждали по южным равнинам, когда мы наткнулись на них. С собой у них не было ни воды, ни еды, что довольно странно.

— В ней живет высокий дух воина, — заметил Лев. — И мужчина с ней, похоже, того же сорта.

— Они сказали мне, что принадлежат к саксонской расе с острова Пританния, — объяснил Симеон. — Вам доводилось слышать о таком месте?

— Да, я слышал о нем. — Лев внимательно посмотрел на Хейвен с высоты своего высокого стола. — Поразительный экземпляр! Интересно, все ли ее соотечественники таковы?

Уловив намек, скрытый в словах императора, Симеон заметил:

— У нас впереди еще много вопросов обмена движимым имуществом и заложниками. Разберемся и с этим. Позвольте в знак доброй воли предложить Вашему Величеству принять выходцев из саксонских земель в качестве подарка, залога мира и будущей гармонии в отношениях двух наших народов.

ГЛАВА 14, в которой справедливость торжествует

В дверь постучали, и в комнату сунулся секретарь магистрата.

— Простите, что беспокою вас, господин Рихтер.

— Что такое, Павел? — спросил судья, не отрываясь от бумаг.

— Этот человек снова здесь.

— Кого ты имеешь в виду, Павел? В твоей должности надлежит быть конкретнее.

— Пекарь, — ответил секретарь. — Тот, что из кофейни на площади.

Главный судья без всякого энтузиазма воспринял это известие.

— Ах, этот… — Он поднял голову и посмотрел на секретаря. — И с чем теперь? Сколько раз он у нас был? Шесть? Семь?

— Девять, герр Рихтер. Это девятый раз, когда он просит вас о встрече.

— Ну так отправь его. Ты же видишь, я занят. Скажи ему, чтобы уходил.

— Слушаюсь, господин главный судья, — ответил Павел. — Так и сделаю.

Судья вернулся к чтению, но его секретарь остался стоять в дверях. Единственный день недели, когда приемная судьи открыта для подачи просьб и жалоб, всегда доставлял неудобства. Сегодня, казалось, ситуация повторяется.

— Да, Павел? — вздохнул судья Рихтер. — Что-то еще?

— Просто я подумал… — замялся секретарь. — ради Бога, не подумайте, что я указываю главному судье, как вести дела…

— Да ладно уж, говори, — потребовал Рихтер. — Что еще стряслось?

Секретарь сделал шаг в кабинет, отделанный дубовыми панелями, с полками, заполненными делами, книгами и свитками, перевязанными красной лентой. — Мне просто пришло в голову, что если бы вы один раз согласились его принять, то проще было бы уговорить его больше не приходить.

— Это ты придумал только что? — спросил судья.

— В самом деле, герр Рихтер. Просто один раз его принять… и всё.

Главный судья тяжело вздохнул и решительно отодвинул бумаги.

— Хорошо, Павел. Я приму его. Но пусть ждет своей очереди. Кто там следующий?

Секретарь помялся.

— Никого, герр Рихтер.

— Как никого?

— Пекарь сегодня единственный проситель.

Рихтер надул щеки.

— А-а, черт с ним! Давай покончим с этим раз и навсегда.

— Мудрое решение, господин главный судья. Так я позову его?

Герр Рихтер подрезал фитиль на свече и придал лицу самый суровый вид. Открылась дверь, впустив настойчивого посетителя — крупного парня с копной светлых, непослушных волос и розовым лицом, вполне подходящим для человека помоложе. В больших руках была зажата бесформенная зеленая шляпа; он вошел, принеся с собой запах свежего хлеба.

— Входите, э-э… — Рихтер поискал в бумагах имя.

— Стиффлбим, — подсказал посетитель. — Я пекарь и меня зовут Энгелберт Стиффлбим.

Судья недовольно нахмурился.

— Будьте любезны, Стиффлбим, объяснить, почему вы считаете возможным приставать к официальным государственным органам со своими мелкими заботами? Что такого важного привело вас в суд?

— Простите меня, господин главный судья, я вовсе не собирался приставать к государственным органам.

— Вы же видите, у меня много дел, — проворчал герр Рихтер. — Излагайте свою просьбу и выметайтесь.

Энгелберт подошел к столу и положил перед судьей небольшой сверток.

— Это что? Взятка? — грозно вопросил судья.

— Нет, господин судья, это пирожное. Все должны есть. — Он улыбнулся. — Я сам его сделал. Для вас.

— А, ну ладно, понимаю. — Герр Рихтер отодвинул сверток в сторону. — Итак, ваше дело…

— Да,