левую ногу, он поднялся по лестнице. Дверь наверху была закрыта. Она не сгорела; она была покрыта сталью, и жара, очевидно, было недостаточно, чтобы расплавить её на таком удалении от основного очага пламени. Она была ещё слишком горячей, чтобы к ней прикасаться. Кроме того, замок с другой стороны был на месте.

Гарт с раздражением отстегнул топор: Даже без перил на ступенях было не так много места, чтобы размахнуться, но выбора не было. Потребовалось несколько взмахов, чтобы пробить сталь и дерево за ней, но в конце концов он справился, хотя острие топора и затупилось. После того, как он проделал первое сквозное отверстие, прорубить остальную часть двери было делом нескольких секунд. К сожалению, как хорошо знал Гарт, на шум, несомненно, явится Шанг.

Когда последняя часть двери слетела с петель, Гарт заметил сразу несколько вещей: кухня была залита утренним солнечным светом - яркая, светлая комната, почти такая же, какой он её помнил; на ближайшем столе лежал его меч; несколько зеркал были расположены так, чтобы всё, что появлялось из винного погреба, представало перед своим собственным изображением, повторённым, возможно, дюжину раз; в открытом дверном проёме стоял Шанг, маг держал в поднятой правой руке мутный янтарный диск.

Действуя инстинктивно, Гарт метнул топор и бросился за мечом. Раненая нога подвела его, и он неловко упал на пол, и оказался почти под столом, до которого собирался дотянуться, а его топор пролетел мимо мага, всего в нескольких дюймах. Шанг рефлекторно пригнулся, когда топор пролетел мимо него; ему ничего не угрожало. Когда оружие со звоном упало на пол, маг рассмеялся.

- Неудачный бросок, Оверман. Он снова поднял диск.

Хотя Гарт понятия не имел, что это за штука, это явно было какое-то оружие; в отчаянии он выхватил и метнул свой сломанный кинжал, на мгновение забыв о его затупленном кончике. Удача была на его стороне: несмотря на нарушенный баланс, клинок полетел точно и ударил по боковине диска. Если бы диск был прочным, ничего бы не вышло, но он был из тонкого хрусталя и от удара лезвием разлетелся вдребезги.

Шанг вскрикнул, когда над его рукой заклубилось жёлтое облако чего-то среднего между жидкостью и паром. Гарт уловил знакомый запах василиска.

Поскольку Шанг был явно недееспособен, Гарт поднялся на ноги и, тяжело опираясь о стол, схватил свой меч; вооружившись, он снова повернулся лицом к магу.

Гарт надеялся, что яд убьёт мага, но этого не произошло; вместо этого Шанг сжимал почерневший обрубок правой руки и предплечья. Он уставился на Гарта, его глаза сверкали. Гарт предположил, что этот блеск был проявлением боли и ненависти.

- Оверман, - сказал Шанг хриплым от агонии голосом, - я хотел, чтобы твоя смерть была быстрой и безболезненной, простая трансформа; но теперь ты будешь умирать медленно.

Гарт не видел смысла отвечать мертвецу: он знал, что, если он хочет жить, Шанг должен умереть. Ничего не ответив, он подошёл к искалеченному и безоружному магу с поднятым мечом. Он так и не добрался до него. Шанг сделал странный жест оставшейся рукой, и Оверман застыл на полпути; его мышцы не слушались. Несмотря на ментальную борьбу, меч начал опускаться, конечности затекли; он наклонился вперёд, а затем оцепенело рухнул на каменный пол. Не было никаких ощущений, ни боли, ни шока, когда он ударился о камень, только треск доспеха и звон упавшего меча.

- Медленное холодное омертвение, Оверман, но не слишком болезненное. Я верю, что, если нам доведётся встретиться в аду, ты не станешь осуждать мои действия. Не утруждай себя борьбой; ничто не сможет разрушить заклятье, пока я жив и желаю этого. Ты только быстрее умрёшь, утомив себя.

Гарт слышал эти слова слабо, как будто с большого расстояния. Он терял связь с внешним миром и даже с собственным телом. Боль в ноге прошла; он больше не чувствовал жара от своего доспеха; его зрение затуманивалось. Чувство времени исчезло вместе с остальным, и он не знал, сколько времени пролежал неподвижно на полу кухни, уставившись на ножку стола; он знал только, что его плоть становится всё холоднее, что он умирает. Боли не было - в этом Шанг был прав. Однако Гарт предпочёл бы боль постепенному всеохватывающему онемению, которое он испытывал. Сначала он ощутил глубокое бессилие перед лицом этой магической смерти, но затем и оно стало исчезать. Физические ощущения полностью исчезли, оставив его дрейфовать в полной пустоте, где его воспоминания и эмоции также начали угасать.

Что-то произошло; заклинание было нарушено. Зрение на мгновение вернулось к нему, а вместе с ним и силы, чтобы повернуть голову, и он увидел, как Шанг отвернулся. Слух вернулся, и он смог разобрать обеспокоенное бормотание Шанга и отдалённый грохот.

Что-то происходило, что-то, что отвлекало мага.

Затем что-то массивное и чёрное мелькнуло в открытой двери позади Шанга, и маг исчез в яростной атаке когтей, зубов и шерсти; его крики были поглощены голодным рычанием напавшего на него зверя. На глазах у Гарта крупный маг был разорван на куски и сожран.

Хотя Гарт слишком глубоко погрузился в ледяную пучину смерти, чтобы почувствовать удивление, его первая осознанная мысль была о том, что он мог предвидеть подобное. Прошло уже несколько дней с тех пор, как Корос был накормлен.

Шанг оставил слишком много незаконченных дел; типично беспечное поведение человека.

Затем его размышления были прерваны первым приступом, когда чувствительность начала возвращаться, и в течение нескольких долгих минут он не осознавал ничего, кроме боли. Возвращение к жизни было ужасно болезненным, бесконечно более болезненным, чем медленно подступающая смерть. Всё его тело горело от ощущения, сродни жжению, которое возникает, когда обмороженный член оттаивает слишком быстро, за исключением того, что оно было повсюду в его плоти и в тысячу раз сильнее. Ему казалось, что болят даже кости, и всякий раз, когда он думал, что муки уменьшаются, они внезапно возвращались, ещё сильнее, чем прежде.

Очень удачно, что Шанг был таким крупным и упитанным: обычного более мелкого человека не хватило бы, чтобы утолить голод зверя, а Гарт вряд ли был в состоянии сопротивляться, если бы его зверь решил сожрать Овермана в дополнение к своей первой жертве.

Когда, наконец, последствия хладной смерти сошли на нет, сменившись периодическими приступами дрожи, общей слабостью и тошнотой, Гарт открыл глаза и увидел, что Корос спокойно стоит в нескольких футах от него, удовлетворенно слизывая костный мозг с перекушенной бедренной кости.

Свет казался тусклым. Он с трудом поднялся на ноги