Шрифт:
Закладка:
Вонь от него исходила сильная; в ней ощущались гниль и разложение, чего он не ощущал в катакомбах. Это был запах тлена, запах чего-то давно умершего или самой смерти. Гарт собрался с силами и снова открыл глаза, стараясь не встречаться с отражённым взглядом чудовища.
Тварь стояла, не шевелясь, в двадцати футах от него. По всему изящному, гладкому, мощному телу проходил золотистый гребень, заканчивающийся на узкой голове семиконечной короной. Длинная узкая пасть была усеяна сотнями, а может, и тысячами мелких, острых как иглы зубов; длинный чёрный язык беззвучно щёлкал. Две щелевидные ноздри выдыхали облачка яда - бледно-серебристый призрак пара в свете факела. У него было четыре коротких крепких лапы с длинными когтистыми пальцами, и, если не считать размеров, он выглядел как обычная ящерица.
Однако его отвратительные глаза были неотвратимы: Гарт обнаружил, что его внимание снова приковано к сияющему золотом взгляду - ухмылке. Он снова отвёл взгляд и почувствовал, что его шлем сдвинулся. Опасаясь, как бы не встретиться с ним взглядом, он закрыл глаза и на этот раз не открывал их. Он гадал, сколько лет этому существу и как долго оно обитало под Морморетом; его взгляд казался вечностью, как будто его глаза с той же неизменной злобой наблюдали за первым рассветом. Он также задался вопросом, чем оно питается здесь, в пустых, лишённых света и безжизненных криптах, и решил, что предпочёл бы этого не знать.
Он услышал шелест: василиск двигался. Уважая больше свою жизнь, чем достоинство, он повернулся и побежал по ближайшему коридору, лишь в последний момент вспомнив, что не должен бросать огрызок факела; вместо этого он крепко сжал его на бегу. Остановившись, Гарт осторожно достал и зажёг свежий факел от огрызка и лизнул руку в том месте, где её слегка обожгло пламя. После этого он попытался расслабиться, чтобы унять дрожь, вызванную внезапным всплеском адреналина; он глубоко и неровно дышал. Если боги и существуют, сказал он себе, то это существо действительно служит богу смерти, тому, чьё имя никогда не произносится вслух. Он испугался василиска так, как никогда прежде не пугался; один только его взгляд вызывал больший страх, безысходный ужас, чем всё остальное, что он когда-либо видел.
Он начал думать, что Шанг был прав, что василиска невозможно поймать. Кроме того, он восхищался смелостью Шанга, который, зная, что такое василиск, вошёл в крипты, чтобы собрать его яд. Внезапно он перестал дрожать и яростно отчитал себя за то, что поддался панике, позволил страху взять верх над собой, словно он просто живое существо, кролик или человек, а не мыслящий, рассудительный Оверман. Нет ничего такого, с чем нельзя было бы справиться, сурово сказал он себе. Он должен подойти к проблеме объективно. Нужно поймать чудовище и доставить его живым; это было основным требованием. Он должен каким-то образом заманить его в ловушку, но при этом не трогать, как заманили его самого на Аннамарском перевале. Тогда единственная проблема будет заключаться в том, чтобы протащить его мимо Шанга.
Очевидно, резной деревянный прут, которую он взял у Дансинга, подходила идеально.
В безумном бегстве от василиска он потерял своё зеркало; оно лежало где-то на каменном полу позади него. К счастью, у него было другое. Он порылся в рюкзаке и извлёк оттуда магический жезл и оставшееся зеркало. Он напомнил себе, что с ними нужно быть осторожнее. Это было почти всё, что у него осталось: он потерял меч, потерял Камень слепоты, сломал кинжал, а теперь потерял и, скорее всего, разбил одно из своих зеркал. Такая беспечность была непростительна.
Он полностью вернул себе самообладание. Осторожно, придерживая зеркало одной рукой, а другой держась за жезл, он двинулся обратно по коридору, оставив факел на полу позади себя, так что его тень удлинялась по мере того, как он шёл.
Василиск двигался, возможно преследуя убегающего человека. Когда он приблизился, василиск выскользнул в коридор, его насыщенно-зелёная шкура слабо переливалась в тусклом свете факела.
Гарт заметил его краем глаза и поспешно отвернулся, чтобы не смотреть на него; не желая рисковать даже отражением, если этого можно было избежать, он закрыл глаза и стал возиться с талисманом, работая с ним на ощупь. Завершив последовательность действий, которая должна была установить магический барьер, он осторожно открыл глаза и изучил отражённую в зеркале сцену. Василиск всё ещё двигался к нему, медленным и царственным шагом, как и подобает королю ящеров. Внезапно он остановился, замер на середине шага.
Он злобно шипел, и Гарт почувствовал головокружение и тошноту от ядовитого дыхания чудовища. Оно огляделось по сторонам, но и там обнаружило препятствие и вздыбилось вверх, светлые чешуйки на брюхе заиграли в свете факела, казалось, оно поднялось в воздух, но тут же неуклюже опустилось обратно. Ящерица или нет, оно не могло взобраться на барьер и преодолеть его. Очевидно, этот барьер, который нельзя было сдвинуть с места изнутри, мог приспосабливаться к внешним факторам, поскольку он сузился, чтобы вписаться в размеры коридора.
Гарт был доволен. Он повернулся спиной к василиску и пошёл за факелом. Он был чрезвычайно доволен собой: он действительно поймал тварь, выполнил свою задачу и бросил вызов Шангу с помощью устройства, созданного самим магом. Оставалось только доставить василиска в целости и сохранности обратно в Скеллет. Конечно, это может оказаться непросто. Ему ещё предстояло вывести тварь из крипты за пределы города и не столкнуться с Шангом. Очень жаль, что он потерял талисман невидимости; даже с его недостатками он мог бы пригодиться.
Он наклонился и поднял факел, затем повернулся так, чтобы видеть отражение василиска. Он замер. Василиск последовал за ним по коридору, пройдя уже с десяток ярдов. К его несказанному облегчению, он остановился, как и раньше, на том же расстоянии. Он забыл, что невидимая стена движется вместе с ним, сохраняя постоянную дистанцию до генерирующего талисмана.
В зеркале он увидел глаза чудовища, и его невольно пробрала дрожь. Непоколебимая злоба в его взгляде сменилась ненавистью, настолько сильной, что даже Гарт не смог бы ошибиться в этом. Его царственная отстранённость исчезла; мускулы были напряжены от ярости.
Оверман