Шрифт:
Закладка:
– Я не говорила, потому что боялась, – раздался голос Оли.
Женя вздрогнула и повернулась. Оля была такой же заплаканной, как и Женя. Анита растерянно смотрела на них обеих, она не знала, что будет правильным сделать прямо сейчас: оставить их наедине или уйти.
– Чего ты боялась? – спросила Женя, стиснув руку Аниты и посмотрев на неё умоляющим взглядом.
Оля села рядом на траву.
– Я боялась, что с тобой может произойти то же, что со мной…
– В смысле?
Слёзы текли ручьями по Олиным щекам…
* * *
Дело было в августе. Мне едва исполнилось семнадцать, я поступила в универ и должна была начать первый курс. Лучшая подруга Ленка, ровесница, подбила меня на первую самостоятельную поездку в соседнюю Балтику. Отпраздновать поступление, восемнадцать лет и просто побыть вдалеке о дома. Там было не так, как у них.
Выбор пал на Ригу, там жили Ленкины друзья. Прогулки по старому городу, тусовки, дискотеки, глоток взрослой свободы. То было первый раз, когда я уехала из дома больше чем на два дня.
Я точно не помню, как мы познакомились с двумя парнями. Обходительные, милые, старше нас лет на пять-семь. Мы болтали и веселились весь день в общей компании, а к вечеру они предложили подвезти нас домой.
Хоть убей, я не помню, почему мы сели к ним в машину. А с другой стороны, причин отказать у нас не было. Милые ребята, которые галантно предложили свою помощь.
Стояла кромешная темнота, мы ехали по дороге без единого фонаря. Я помню, что дорога туда заняла у нас минут пятнадцать, а они ехали уже минут сорок.
Я помню, как сжала руку Ленки, та сидела с каменным лицом, потому что, несмотря на видимую храбрость, испугалась и она.
Машина остановилась у какой-то стройки, и тогда Ленка произнесла:
– Это ж не наш дом.
Один из парней хмыкнул:
– Конечно, не ваш, это наш.
Дальше всё было как во сне. Мы идём в этот недостроенный дом, входим в большую комнату, садимся рядышком на диван, боясь пошелохнуться.
Один из парней говорит, что сейчас они развлекутся. По моим щекам текут слёзы, не так я представляла свой первый раз. Ленка храбро вмешивается, просит меня не трогать, потому что я девственница.
Тот парень, что скромней, затушевался, как-то обмяк, потерял свой изначально петушиный настрой, переглянулся с другом, что сказал про «развлекуху», что-то шепнул ему на ухо. Тот сказал, что пойдёт только Ленка. И подруга встала и покорно последовала за ним.
Я была уверена, что меня не тронут, но, когда через полчаса друг вернулся, заперев Ленку в комнате, и сказал, что теперь они развлекутся по-настоящему, я поняла, что всё пропало.
Меня не били, не обращались грубо, сразу сказали, что лучше мне дать им сделать всё то, что они хотели. Да и я в принципе не могла сопротивляться, я абсолютно онемела от страха и позволила им это.
Потом нас с Ленкой галантно отвезли домой. Приехав наутро на вокзал, мы уехали раньше, чем планировали, Ленка даже улыбнулась, мы обнялись. Больше я никогда Ленку не видела. От знакомых узнала, что та впала в депрессию, лечилась, а потом вроде как уехала жить в другую страну.
* * *
– А через девять месяцев родилась ты, – закончила рассказ Оля.
– Почему ты не приняла таблетку или не сделала аборт? – задыхаясь от слёз, заорала Женя.
Оля произнесла сквозь слёзы:
– Но тогда бы не было тебя… – Она помотала головой, вся скукожилась, сгорбилась, словно хотела спрятаться.
Анита чувствовала, как слёзы льются по её щекам, она ощущала Олину боль, и материнскую, и женскую, и человеческую. Теперь всё понятней. Ясно, почему она так оберегает дочку. Она боится, что с Женей может случиться то же самое. Как это называется в психологии? Вроде проекция.
Аните так хотелось подойти и обнять их двоих, но она боялась нарушить хрупкость сцены и всего того, что происходило с ними прямо сейчас.
– Мама, тебе надо было просто мне всё рассказать, я бы поняла, – всхлипнула Женя.
Оля вытерла слёзы, подошла и раскрыла объятия, Жена нырнула в них и прижалась к матери.
– Ты простишь меня? – услышала Анита шёпот Оли.
Женя ничего не ответила, она только крепко обняла маму, посмотрела через плечо на Аниту и позвала её из-за спины матери, маня рукой.
Анита робко подошла и аккуратно обняла Олю со спины, замыкая объятие сзади Жени. Так они стояли долго-долго, чувствуя тепло и дыхание друг друга, и каждая из них думала о том, что, наверное, именно это и имела в виду Лейла, когда говорила про силу женского круга.
ФРАГМЕНТЫ РАССЛЕДОВАНИЯ
Мария: Может быть, кто-то помог ей это сделать?
Следователь: Это как раз то, что мы пытаемся выяснить.
Мария: Хотя зачем?
Следователь: Может, ревность?
Мария: Да ладно… ревновать кого и к кому? Один мужик на всю усадьбу, да и тот, прости господи, что с него взять.
25
Регина
Регина уселась на мотоцикл и завела мотор, грохочущий звук наполнил воздух, эхом раздался по всей округе.
Она видела всю эту сцену с Женей, Олей, а потом и Анитой, стояла и наблюдала за ними украдкой. Регина бы никогда не сказала это вслух, но Оля вызывала у неё зависть вперемешку с восхищением. Кто бы подумал, что в такой маленькой неприметной женщине окажется столько внутренней силы и желания наладить отношения с дочерью. Похоже, это и есть настоящий материнский инстинкт и та самая «хорошая мать».
Регина выехала за ворота и медленно направилась в сторону рощи и той высокой горы. Её мать в жизни бы не сделала ничего такого. Да и, чего скрывать, сама Регина тоже. Иногда она даже забывала, что у неё есть дочь.
Регина настолько привыкла, что дочка живёт своей жизнью: с шести лет она обитала со своим отцом, её первым мужем, потом, в её шестнадцать, муж оплатил обучение за границей и дочка уехала учиться в голландский студенческий городок, а потом и вовсе осталась жить в Амстердаме и начала работать. Правда, в кофешопе (зачем, скажите, пожалуйста, надо было учиться в универе. Ну, разве чтобы выучить местный язык). Регина не стала об этом дочке говорить, да если бы и стала, дочке было бы абсолютно всё равно. Регина не была для неё авторитетом.
Таким, как, например, был для Регины её отец.
Дорога пошла круто вверх, мотоцикл взревел, Регина рискнула проверить, одолеет ли он подъём, и несмотря на то что мотоцикл не был спортивным, у неё вышло. Мотоцикл рванул вперёд.
Добравшись до верхушки горы, Регина выключила мотор, достала маленькую бутылку виски и уселась на тёплый от солнца камень любоваться панорамой. Никто не знал о том, что она привезла с собой десять маленьких бутылочек виски на каждый день ретрита, и никто не видел, куда она ездила кататься.
Отец бы гордился тем, как ловко она забралась на гору. Правда, точно пожурил бы за виски. Сам отец пил немного, он любил другого рода наслаждения.
«Недолайканная папой».
В первый раз, услышав от Лейлы эту формулировку, Регина возмутилась. Все они кем-то недолайканы, кто мамой, кто папой. Как по ней, она больше недолайкана мамой, чем папой.
Отец её обожал. Не бил, не унижал, не обзывал. Но, пропустив через себя первую волну возмущения, пожив с этой фразой, Регина внутренне согласилась. Пожалуй, это было и правда так.
Отец-балагур, обожавший женщин, пропадал на агитбригадах, театральных постановках, в походах, на байдарках, оставляя ворчавшую и вечно недовольную мать дома. Иногда он брал Регину с собой, и она видела, как вся женская часть компании пялится на её красавца отца.
Только много лет спустя до неё дошло, что она ревновала. Она, и только она хотела быть центром его внимания, не какие-то тётки, а она сама. Да, он брал её с собой, но реже, чем ей хотелось, и даже если брал, там она сидела в уголочке и тихо умирала. Каждый раз, когда очередная тётка хихикала от внимания отца или улыбалась ему в медленном танце, в котором он кружил её по залу, сердце её сжималось. Это должна была быть она, Регина, она хотела так смеяться, она мечтала кружиться с ним в танце, она мечтала о его внимании и добивалась его всю жизнь.
И тогда, когда дулась в углу, и тогда, когда сбежала, потому что он уехал к этой новой, оставив их с мамой одних, и тогда, когда, словно в отместку, не сказала, что он стал дедушкой, и тогда, когда меняла партнёров как перчатки, словно надеялась, что их количество
