Господи, это какое-то дежавю.

– Тот не пара, этот не пара, только ты виновата в том… – Женя остановилась, помотала головой, махнула рукой, словно отмахнувшись от слова «девственница», которое она собиралась произнести.

Оля поняла, что именно это она хотела сказать. У них с дочкой сильная связь, они дышат в унисон, она угадывает её мысли, она…

– Ты не можешь быть счастлива оттого, что счастлива я! – взвизгнула Женя ещё сильней. – Моя неудачная жизнь – только твоя вина! Ты боишься признаться, что, родив меня так рано, ты испортила себе жизнь и, чтобы отомстить, начала ломать и мою! Ненавижу тебя!!!! – Женя долбанула по стогу сена ещё раз и убежала.

Оля почувствовала, как в глазах потемнело, она, глубоко дыша, опустилась возле стога сена и тихо заплакала.

23

Женя

Она еле сдержалась, чтобы не толкнуть маму, не взять за плечи и не начать трясти, ей очень этого хотелось. А ещё лучше – вернуть маме ту оплеуху, которую получила сама Женя давным-давно, когда её нашли с кузеном. Тогда, в свои четырнадцать, она не понимала, почему двоюродного брата, такого красивого, вкусно пахнущего, хоть и на пять лет старше, нельзя целовать. Почему нельзя было лежать с ним в кровати и позволять делать всё то, что заставляло её тело дрожать. Её тело испытывало такое удовольствие впервые, Женины губы впервые целовали так, как показывал ей он. Он словно ел её, заглатывал, и этот язык, такое она видела лишь в фильмах. Тогда она почувствовала жар внизу живота, в том самом месте, до которого раньше Женя никому не позволяла дотрагиваться. Сама она изучала себя, но как-то стыдясь, мимолётом, ни разу не остановившись надолго. Кузену она позволила делать это продолжительное время. Он целовал её в губы, а руки его ощупывали каждый сантиметр её тела, шею, грудь, живот… и, когда рука забралась под трусики, у Жени вырвался лёгкий стон, который кузен воспринял как знак одобрения и продолжил с пущей настойчивостью. Он трогал её со знанием дела, трогал там, где всё мгновенно наливалось и набухало. Её тело распускалось десятком острых и сладостных ощущений в предвкушении чего-то такого, что вот-вот должно было случиться. Женя вся завибрировала и… кто знает, как далеко бы всё зашло, она никогда не узнает, потому что вдруг зажегся свет и раздалось мамино:

– Малыш?

Женя бежала по аллее. Она чувствовала освобождение, она буквально выплюнула в маму те слова, которые держала в себе долгие годы.

Вернувшись к себе, она быстро приняла душ и спустилась в зал медитаций. Все уже расселись, она пришла последней. Мама, как обычно, смерила её «этим взглядом», таким, по которому Женя понимала, что сделала что-то не так. Со временем у Жени образовалась целая классификация маминых взглядов, она даже думала сделать специальное приложение «дочки-матери, правила выживания с контролирующей мамой», и создать внутри словарь маминых взглядов. Был взгляд «закатывание глаз с причмокиванием», он означал «ну сколько можно», был «стеклянный взгляд», означающий «прекрати сейчас же, иначе я тебя накажу» (не то чтобы мама её наказывала, всё-таки Женя уже взрослая, но мама умела заставить почувствовать её виноватой по разным поводам), и любимый Женин взгляд «глаза-пуговицы», он означал «ты меня позоришь». И когда мама делала такие глаза, у Жени появлялся азарт не перестать, а сделать ещё хуже, так, чтобы «глаза-пуговицы» стали гигантскими. Эта форма маминых глаз очень забавляла Женю.

Лейла сидела в центре с блаженной улыбкой на лице, в привычной позе лотоса.

Сколько Женя ни пыталась сесть не просто по-турецки, а именно в позу лотоса, у её начинали дико болеть мышцы. Она никогда не отличалась гибкостью. Тут Женя поджала губы, она вспомнила, как Лейла призывала их не осуждать, не критиковать, а принимать себя и своё тело. Ну да, окей, тело как тело, в конце концов, бывает и хуже.

– Приветствую вас, дорогие мои, Дикие Женщины. – Лейла сложила руки в намастэ и поклонилась. – Заходите и располагайтесь, сегодня у нас с вами невероятно важное упражнение для усиления оргазмичности.

Женя медленно и неуверенно села на подушку.

В зале звучала красивая медитативная музыка и горели свечи. По кругу стояли круглые маленькие зеркала, рядом с каждым лежала роза и стояла большая яркая свеча. Розы были у всех разного цвета и формы, например, рядом с ней лежал нераскрытый бутон розы.

– Дорогие, я подготовила для вас кое-что интересное, – произнесла Лейла, – я постоянно повторяю, что мы должны наладить с вами контакт с телом. Но для этого очень важно наше тело полюбить. Каждую его часть…

Регина рассматривала свои идеальные поджарые ноги. Наверняка она довольна своим телом и очень себе нравится. Регина такого же возраста, как мама, вот только выглядит получше. Когда Жене исполнится сорок с чем-то, она хочет выглядеть как Регина, а не как мама. Такой же поджарой и крутой. Женя испытала лёгкое чувство вины за эти мысли. И если бы она ходила на исповедь в церковь, ну как в разных сериалах, то за этот грех она бы точно попросила прощения.

– Завтра вам предстоит раздеться на нудистском пляже, поэтому лучше, если вы начнёте готовиться к этому уже сегодня, – Лейла подмигнула.

Раздеться на нудистском пляже. Женя наблюдала за реакцией мамы, похоже, та сделала «глаза-пуговицы», – ещё бы, такой позор и стыд, ходить голыми.

– Кстати, как часто вы смотрите на себя в зеркало голышом? И нравится ли вам то, что вы видите в своём отражении? – спросила Лейла.

– Мама никогда не разрешала мне ходить по дому голой, она говорит, что меня может увидеть сосед напротив, – пожаловалась Женя, а Оля вспыхнула румянцем.

Шах и мат. Сама привезла её на этот ретрит, вот и получай теперь своё духовное развитие.

– Дорогие, итак, начнём, – произнесла Лейла, проигнорировав Женину подколку, – я попрошу каждую из вас сесть спиной ко мне и к центру нашего священного женского круга, поставить перед собой зеркальце.

Женя послушно выполнила просьбу Лейлы.

– Прямо сейчас мы будем рассматривать в зеркало нашу йони.

Сердце Жени заколотилось, ей внезапно не хватало дыхания, да ладно, что, серьёзно? Женя не стала оборачиваться на маму, она заранее знала выражение её лица. У мамы наверняка сейчас самые круглые из всех возможных глаз, она вся покраснела, а в голове толпятся мысли: «Господи, что я наделала, привезла дочку на развратный ретрит».

– Любимые мои, это крайне важная практика, – зазвучал голос Лейлы, – вас не видит никто, кроме вас самих, но мы делаем эту практику вместе, поэтому прямо сейчас эта комната, эта вилла, наш с вами общий храм наполнится таким количеством священной женской энергии, что мы будем купаться в ней все оставшиеся дни. Это очень мощная практика, я призываю вас раскрыться и отдаться потоку. Слушайте мой голос и делайте то, что я говорю вам прямо сейчас.

Сердце Жени заколотилось ещё сильней. Она вспомнила про дыхание и жадно глотнула воздух.

«Как выполняем.

Поставьте рядом с зеркалом свечку, чтобы лучше видеть вашу йони.

Раздвиньте ноги и смотрите на неё. Рядом лежит роза.

Смотрите, как ваша йони и этот цветок похожи между собой. Любуйтесь своей йони, говорите себе, какая вы прекрасная и сколько в вас красоты. Как уникально и удивительно ваше тело».

Женя, вся дрожа, придвинула зеркало и несмело раскрыла ноги, она смотрела на розу, боясь перевести взгляд на себя, туда, внутрь, она вдохнула, выдохнула, сделала так несколько раз, почувствовала, как голова её закружилась, она словно провалилась куда-то…

* * *

Женя тихо закрыла за собой дверь и шмыгнула в ванную.

– Это ты, внученька? – проскрипел голос бабки.

Женя не любила называть бабушку бабкой, так звала её мама. Женя не сильно разбиралась, почему она не называла свою маму просто мамой, привыкла.

Женя не ответила и открыла душ. Она стояла с закрытыми глазами и чувствовала, как вода нежно течёт по её телу, смывая греховные поцелуи, которыми Виталик покрывал её тело два часа назад. Дело до самого главного, как всегда, не дошло, как он только ни старался. Она не то чтобы была в него влюблена. Не так, как в своего кузена… но это давно в прошлом. И хоть ей уже семнадцать лет, можно и начать, но что-то постоянно её останавливало.

Когда он облапал её всю сверху донизу и забирался под трусики, и если честно, только этого она и ждала, и ее охватывало острое желание, но в тот же самый миг она вскакивала, отводила его руку, поправляла одежду и говорила, что ей