— Франгюл не в первый раз принимает мусульманскую веру, госпожа, — сказал евнух, прерывая молчаливые размышления Сюри. — В детстве он попал в плен и был увезен в Исфаган. Там его усыновил один из представителей царского рода и отдал в ученье к образованному мулле, у которого Франгюл изучал арабскую и персидскую словесность. Затем, отдав ему в жены свою дочь, перс назначил его беглер-беем[45] Новой Джуги — армянского квартала Исфагана. Позже Франгюл становится управляющим армянскими провинциями Каза и Камара Исфаганской губернии. Притесняя и обирая народ, он скопил немалое состояние. Имея в то время обширные торговые связи с Индией, исфаганские армяне своими взятками щедро вознаграждали его. Но злодей не удовлетворился этим Он предал даже тех, благодаря которым достиг такого высокого положения. Тайно примкнув к главарям диких племен лори и бахтияр, он подготовил большое восстание против персидских властей. При содействии этих дикарей мелик Франгюл хотел добиться независимости населенных армянами провинций Исфаганской губернии, чтобы править ими наследственно. Восстание, однако, было подавлено и ему пришлось бежать в Индию. Прожив некоторое время в безвестности, он, наконец, вернулся на родину и снова принял христианство. Здесь, конечно, не знали, чем он занимался где-то на востоке, и приняли как человека, которому посчастливилось вернуться из плена. О своем прошлом он хранил глубокое молчание.

— Откуда же ты узнал все это? — спросила Сюри, удивившись любопытному рассказу.

— Мне рассказал об этом дервиш, гость имама, он исфаганец и был свидетелем всех событий. Это очень порядочный человек, и, видимо, нынешний поступок мелика вызвал его неприязнь.

— Говорят, он хороший врач.

— Он очень знающий человек.

— Но все же немного обманщик.

— Вначале и я так думал, госпожа, особенно когда он стал требовать у имама драгоценные камни для изготовления маджуна. Но он мне честно признался, что лечение у персов должно обставляться таинственностью, это сильнее действует на их воображение Лекарствам из обычных трав или кореньев имам не стал бы верить, но алмаз, жемчуг и яхонт кажутся ему чудодейственными… И вообще, я чувствую, что у этого человека есть глубокая тайна, которую он тщательно скрывает.

— Все дервиши таковы, — рассеянно отвечала госпожа и вновь впала в раздумье.

— Нам надо извлечь пользу из его рассказа. Я хочу посоветоваться с тобой, госпожа, по этому поводу.

— О какой пользе ты говоришь?

— Я бы сообщил хану и имаму о прошлом мелика Франгюла, что он обманщик, принимает мусульманство во второй раз и опять с корыстными намерениями. Когда они узнают обо всем этом — какие там провинции — они задушить его захотят!

— Не нужно этого делать, — властно прервала госпожа, — ты собираешься ответить предательством на предательство. В исфаганском прошлом Франгюла я ничего ужасного не вижу. Чем виноват Франгюл, если в детстве попал в руки персов и был насильственно обращен в чужую веру? А его намерение вместе с лорийцами и бахтиярами создать в тех краях независимые армянские провинции заслуживает всяческого сочувствия. Как знать, может в его теперешнем поступке также скрывается тайная цель? Право, Ахмед, я поначалу очень огорчилась, узнав от тебя о его вероотступничестве, но рассказ дервиша немного успокоил меня. Не думаю, чтобы те, кто действуют во имя свободы армянского народа, могут быть злодеями. Это только кажется, потому что такие люди порой не стесняются в средствах. Но любые средства хороши, если ведут к цели — спасению родины.

— И все же, — ответил старик, — если даже допустить, что мелик Франгюл прав, в чем я сильно сомневаюсь, Степанос все равно лишается Гснваза. Мелик завладеет его землями, а он потеряет все.

— Сейчас трудно предвидеть, как развернутся события в будущем…

— Я в этом вопросе считаю себя пророком, — сердито ответил бесхитростный старик, — ты, госпожа, излишне доверчива. Кое в чем я бы еще согласился с тобой, если бы тщеславный мелик не обещал отдать восьмилетнюю дочь в жены немощному старцу, Тот, кто продает свою дочь, продаст и народ и родину. За примерами недалеко ходить — достаточно вспомнить твоего отца.

Беседу их прервали шум, крики. Все гаремные жены и служанки высыпали из палаток, подошли к занавеси сераля и, поднявшись на цыпочки, стали с любопытством смотреть, что происходит за оградой.

— Что за шум? — забеспокоилась Сюри.

— Наверное, это Франгюл… — взволнованно ответил Ахмед. — Ты бы не хотела посмотреть?..

— Я не хочу видеть это омерзительное зрелище, — ответила госпожа и отвернулась.

Заметив слезы в ее глазах, старик ушел, оставив Сюри наедине с ее мыслями.

Вдали показалась большая толпа, направлявшаяся от шатров имама к шатрам хана. Все шли пешком, и только один человек важно восседал на разукрашенном коне, он ехал впереди толпы и был виден отовсюду. Абрикосового цвета дорогая накидка, шитая золотой ниткой, сверкала на солнце. То был мелик Франгюл, только что принявший ислам, теперь он звался Али-бек. Он ехал с саблей наголо. С принятием новой веры он получил и особое право — иметь саблю, ношение которой Магомет включил в число завещанных им святынь. Мелику предшествовала группа чавушей[46], распевавших религиозные гимны. Один из них нес зеленое знамя, на котором была нарисована десница халифа шиитов. Шествие продвигалось вперед медленно. На каждом шагу толпа останавливала новообращенного правоверного, кто целовал ему руку, а кто край одежды. Женщины подводили больных детей к той стороне дороги, где он должен был проехать. Многие проползали под брюхом его лошади.

Все это проделывалось в надежде на духовную благодать. Люди были охвачены страстным, доходящим до дикого религиозного экстаза чувством. По дороге в нескольких местах совершались жертвоприношения, процессию останавливали, чтобы получить благословение. Женщины усыпали дорогу зелеными ветками, и толпа шла по зеленому ковру.

Сегодня шатер Фатали-хана был украшен ярче обычного, из своей сокровищницы он велел выставить самую отборную серебряную утварь. У него полагалось выпить «шербет радости». Большая группа пестро разодетых пажей и слуг ожидала почетных гостей. В шатре сидели только хан и имам. При приближении процессии они вышли, чтобы принять новообращенного. Фатали собственноручно помог ему спуститься с коня. Густая толпа окружила шатер. Имам прочитал краткую молитву, и все вошли в помещение. Здесь собрались именитые люди племени, чтобы повеселиться на большом празднике.

В тот день ликовало все племя чалаби. И только одного человека не было среди веселящихся — татевского мелика Давида. Узнав утром о поступке Франгюла, Отступник понял, какую шутку сыграл с ним его сообщник. Не повидавшись ни с кем, он сел на коня и направился к Татеву, уверенный, что впредь ему думать о Баргюшате и Генвазе было бы непростительной глупостью…