Выходит, Миша убил и ограбил ту семью по указу Петренко. А потом и Олега убил, завладев всем…

Окей. Я должна была отбросить в сторону все до единой эмоции. Сейчас мне нужны лишь факты. Я пыталась понять, как все это связано с дедушкой и мной.

– Но, при чем тут Исаков?

– Я арестовал Русакова. Понимал, что до Петренко мне не добраться, но хотя бы эту мразь я должен был посадить. У нас были все доказательства, ему грозило пятнадцать лет. И в один вечер, незадолго до отправки дела в суд, меня вызвал к себе Исаков. В то время он был прокурором города. Я его тогда впервые увидел так близко. Он меня на дачу к себе, пригласил. Ну как, пригласил. К моему дому подъехала машина, а в ней двое в черном, мол, садись, поехали. Помню, как смотрел на роскошь его загородного дома, и так мерзко было. Не дурак ведь, понимал, каким путем все это нажито. Исаков мне виски ирландский налил, – усмехнулся дед.

– И сказал: «Степан, надо отпустить Русакова. Ты должен закрыть дело, не важно, как. Но уже к концу следующей недели он должен быть на свободе».

Представляю, что он чувствовал в тот момент. Дедушка не тот, кто будет за деньги отмазывать преступников. Он человек совести и чести.

– Помню, как разозлился. Хотел этот виски ему в лицо плеснуть, – усмехнулся. – Послал к такой-то матери…, – махнул рукой.

– Как это так, ублюдка этого и на свободу? Перед глазами стояло окровавленное тело Королева и семья его. На одном из допросов Русаков признался, что убил и их. Вывез куда-то в лес и закопал. Но содействовать со следствием отказывался, мы так и не нашли их…

Нет-нет. Я и представить не могла, что Миша на такое способен… убить ребенка и женщину? Нет, Русаков кто угодно, но только не душегуб.

– Я уже уходил к машине, послав Исакова, а он остановил меня. Сказал, что знает об аварии, в которой погиб мой сын. Знает о том, что на мне теперь ты… Он сказал мне: «Степан, возьмись за голову и перестань быть таким упертым. У тебя девчонка, тебе нужно ее растить и воспитывать. Русаков ходит под Петренко, а у того связи в Москве. Не лезь на рожон, Степа. Раздавят, и станет твоя девчонка беспризорницей. Такой судьбы ты хочешь для нее?»

Он молчал. И я тоже. Представить не могла, как тяжело было пойти дедушке на этот шаг…

– Они обступили меня со всех сторон. Просто не оставили выбора. Когда я вернулся домой, ты уже спала. А я сел у твоей кровати, смотрел на лицо твое ангельское и понимал, что теперь не могу как раньше, по сердцу жить. Теперь вектор поменялся, и у меня на руках маленькая принцесса, за счастье которой я не только совесть, я сердце свое отдам…

Мне хотелось плакать. Я обняла дедушку, прижалась к нему изо всех сил. А он ладонь мне на плечо положил и похлопал слегка. Мол, все в прошлом, милая, дело былое.

– Я уговаривал себя, жил этой мыслью всю свою карьеру. Понимал ведь, что склонил голову перед бандитским отрепьем. Жил на деньги, полученные от них, и ненавидел себя. Я купил дом, машину, делал все, чтобы ты ни в чем не нуждалась. Исаков меня в прокуратуру из полиции забрал. Со стороны казалось, что карьера идет вверх и я успешный человек. Но каждый день меня грызло это изнутри… Грызло постоянно. И каждый вынужденный шаг навстречу этим людям заставлял меня чувствовать себя еще большим лицемером.

Дедушка наконец-то посмотрел на меня. Его глаза вдруг такими уставшими стали.

– Я ждал возможности прищучить Русакова.

– И эта возможность наступила?

Дедушка кивает.

– Пару лет назад он попался на махинациях. И я снова готов был прижать его. Тряс следователей по этому делу, чтобы по максимум на него нарыли…

– И что в итоге?

– Меня отправили на пенсию. Исаков ушел в следствие, стал твоим начальником. Но его убрали по другому поводу. Твоему шефу дали шанс остаться, а меня в утиль…

Я смотрела на него, и словно другого человека видела. Странное, пугающее чувство засело внутри меня. Он мой самый близкий человек, тот, кто заменил мне родителей, а я и не знала его никогда. Сейчас впервые смотрела на него настоящего.

– Но я не жалею не о чем, – его голос вырывает из мыслей. – Не жалею не о чем, кроме одного… того что не уберег тебя от этого выродка. А теперь он и тебе жизнь сломал…

Я знаю, как ему больно. Воин. Сильный, гордый, а теперь превратившийся в беспомощного старика. Я уходила с Русаковым, а он видел это и сделать ничего не мог.

– Не вини себя, дедуль. Я сама принимала решение и не жалею. Каким бы ни был Русаков, я должна была пойти на этот шаг. Если бы не спасла в тот момент, мучилась бы угрызениями совести. Ты ведь не хотел бы такой судьбы для меня?

Дедушка злится. Знаю, если бы мог, разорвал бы Шторма на кусочки.

– Что было в том доме? Что такого унес Шторм с собой, раз столько лет спустя у него стали требовать это?

– Деньги, документы. Петренко ведь стал владельцем компании, заполучив их… Но, может дело и не в них. Может, это кто-то из приближенных Петренко действует? Мстит за него? Или пытается отобрать власть у Русакова?

Нет, все совсем не так просто…

– У Русакова уже нет власти давно. Отобрали все и до сих пор не оставили в покое. И Исаков..

Дедушка осекает меня.

– Я поговорю с ним.

А у меня от его заявления озноб по коже.

– Нет. Обещай мне, что не станешь лезть в это. Я справлюсь, даю тебе слово. А так ты только усложнишь все.

В моих глазах застыли слезы. Знала, что он не отступится теперь. Он ведь такой же, как Шторм. На пролом за свое пойдет. Уже и пожалеть успела, что решилась на этот разговор.

Но дедушка вдруг как-то сник быстро. Успокоился что ли. Кивнул мне в ответ.

– Тогда ты пообещай мне другое…

Заботливо убрав волосы с моего лица, он посмотрел мне в глаза внимательно. Так по-отечески, добро, с любовью.

– Пообещай, что позвонишь ему… – его шепот прогремел так громко, что я вздрогнула. Ожидала что угодно, но только не этого. Я видела, с каким трудом ему далась эта фраза. Он ее, словно огромные колючки, из горла вытянул. А мне дышать нечем от того, насколько больно внутри за него.

– Нет, – скривилась, дрожа каждой клеточкой тела. Знаю, что не смогу пойти ему навстречу. Несмотря ни на что – не смогу.

Дедушка нахмурился.

– Если бы это касалось меня, Алена, я бы сдох, но п*длу эту удавил… И я всю свою жизнь ползал перед этими тварями только для того, чтобы у тебя было светлое будущее. Но как бы я не ненавидел Шторма, сейчас кроме него никто не поможет тебе. Я знаю его слишком хорошо. Он уничтожит тебя сам, но не даст это сделать никому другому. Хотя бы сейчас, пока все еще грозит опасность, дай ему защитить себя.

Я знаю, чего стоит дедушке это решение. И знаю, что сломаю его, не приняв. Я сама ушла к Шторму, пошла против воли деда. Сделала все за его спиной. Помню, уже пребывая в Италии, рассказала дедушке обо всем… он был так зол. Он не кричал, не орал, а просто бросил трубку и не разговаривал со мной месяц. Знаю, какую рану нанесла ему своим выбором, и теперь понимаю его боль еще лучше. Но даже сейчас я не могу пойти на поводу у дедушки. Он не знает всего, что знаю я. Когда-то дедушка сделал свой выбор, склонив голову перед криминалом. Теперь я делаю свой. И пусть он неправильный, но я имею на него полное право. Так же как он пытался защитить меня, сейчас я защищаю своего ребенка.