закрыла его. Лереса уставилась на Кирстин. Та покачала головой, пожимая плечами.

– Что это значит? – разрезал тишину голос Коринтии.

Кент всхлипнул в язвительном смешке.

– Тебе ли не знать.

Коринтия взглянула на сестру, прежде чем продолжить.

– Но… но… п-почему? – заикаясь, заговорила девушка. – У нее нет ни единого шанса выиграть, – воскликнула она с возмущением, показывая на сестру пальцем.

Кент окатил ее волной презрения.

– У тебя еще меньше, – заверил отец прямо, заставляя ее держать мнение при себе.

Коринтия прикусила язык, с яростью глядя на отца. Ее лицо напряглось. Зубы сжались. Ногти впились в ладони.

Было жарко и душно. Келани нервно потянулась к воротнику платья, чтобы отлепить его от вспотевшей кожи и дать ход воздуху. Она задыхалась.

– Победить? – повторила она.

Ее рука повисла в воздухе, словно хотела за что-то ухватиться. Сестра взяла ее ладонь в свою.

– Это, должно быть, шутка, – сказала Кирстин, понимая серьезность ситуации, принимая все, но не разделяя гнев отца. Она забыла, где она и с кем. В этот момент она думала лишь о сестре и о себе.

Кент вонзил в нее взгляд.

– Я похож на шутника, Кирстин? – едко спросил он. – Кевалайн не шутят. Особенно когда на кону Арена.

– Арена, – пробормотала Келани с потерянным взглядом.

– Келани не может участвовать в Арене, – сказала, защищаясь, Кирстин.

– Она отвечает всем требованиям, – четко выразился секир. – Нет правил, запрещающих ей участвовать.

– Но Келани…

– Ты думаешь, я недостаточно серьезен? – взревел К. Его голос будто хрустел от напряжения. Потревоженная выкриком, Келани смотрела на отца. – Что я рад тому, что самая красивая из моих дочерей с самым многообещающим будущим на Китовом мысу, женщина наисильнейшего секира, должна умереть так глупо? Ты думаешь, я настолько глуп, чтобы уничтожить все своими руками?

Никто не осмелился попытаться ответить на эти вопросы.

Кент Кевалайн ждал возражений, держа руку наготове, дабы заглушить их. Но дети молчали.

– Однако Сет… – Коринтия, которая, задумавшись, опустила голову и снова подняла ее, – будет представлять свой род, – она говорила медленно, все еще размышляя. – Не так ли?

Коринтия с отцом предполагали, какие Имена могли быть оглашены еще до вскрытия конвертов, продумывая тактику, как использовать слабости соперников.

Секир, поморщившись, выпрямился.

Прежде он нависал над своими детьми, словно на него давил груз собственных слов и негодования. Он взирал на них сверху вниз, подавлял своей яростью. Он предвидел вопрос, который практически витал в воздухе.

– Да, это так, – он подтвердил. – И мы воспользуемся этим. Создадим новую стратегию. Келани его запутает, залезет к нему в голову, поиграет с ним немного, и он падет. Эта Арена будет выиграна Пемондарком.

Его разум заглянул чуточку дальше. С Сетом вне игры Присцилла получит Кигана. Еще одна выгодная помолвка, и Кевалайны не заметят разницы.

Келани наблюдала за ним в смятении.

– Если они найдут друг друга, – высказала предположение старшая сестра.

– Сет найдет ее, – сказал он с уверенностью. Он взял дочь за подбородок и приблизил ее лицо к себе, изучая. – Келани великолепно справлялась в последнее время, – похвалил он ее успехи в соблазнении Сета.

– Сет, – вымолвила она, и глаза наполнились слезами. Она не могла так с ним поступить. Она не могла предать его. Она не могла смотреть, как он умирает от ее рук.

– Сет раскусит твой план, если уже не догадался о нем, – вмешалась Кирстин, забыв все приличия и говоря с секиром на ты. – Ты не можешь отпустить ее, – настаивала она, глядя на него не отрываясь, не проговаривая при сестре своих истинных мыслей о том, что Сет сразу распознает ее слабости и избавится от нее при первой возможности.

Кент безвольно опустил руку.

– Решение принято, – проронил он. – Ничего поделать нельзя. Мы просто должны рассчитывать на то, что у нас есть.

– Да, если оно есть, – упорствовала Кирстин, подходя к Келани и протягивая ей руку.

Сестра дрожала, чувствуя, как мир зашатался. Слабость ползла по ее ногам. Она воспринимала происходящее как будто через запотевшее стекло и смотрела на все отстраненно, словно этот разговор был не о ней. Стены изгибались в хохоте. Земля влекла ее к себе с чрезмерной силой.

– Если будет слишком поздно отступать, Келани зажжет бенг…

Шум от удара был оглушающим до такой степени, что он множился, соприкасаясь со стенами и отталкиваясь от них.

Коринтия отошла в сторону, когда Кирстин упала на землю от пощечины отца. Она стояла на коленях, неестественно вывернув шею. Келани, держась одной рукой за живот, другой уперлась в плечо Курта, чтобы не дать волнению окончательно сбить с ног и ее. Младший брат оттолкнул ее с омерзением на лице, как будто от его сестры шел тлетворный запах. Но к этому моменту Келани смогла сама удержать равновесие.

– Кевалайны никогда не сдаются, – изрек секир, равнодушно прикрывая глаза.

Кристин смотрела прямо перед собой. Щека, по которой ударил отец, налилась кровью. Она поднесла руку, чтобы охладить жар. Пальцы коснулись чего-то липкого. Кровь из ровного и тонкого пореза в уголке.

– Если бы Киган был здесь, он бы не потерпел этого, – бросила она со злостью.

На лице К. обозначилась пугающая улыбка. За два шага он настиг свою дочь. Кирстин попыталась отступить, но недостаточно быстро. Отец схватил ее за волосы. Их лица разделял лишь дюйм. Его дыхание обжигало ей кожу.

– Пока я жив, мое слово – закон, нравится тебе это или нет, – сказал он веско, упиваясь превосходством. – И пока Киган все еще прикован к постели, никто из вас не скажет ему ничего об Арене, даже если род Херальдумов мертв, – он выпустил ее из рук с нескрываемой ненавистью. – Это ясно?

Секир оглядел остальных детей и заставил их повторить то, что хотел услышать, – одним взглядом, режущим и опасным.

– Да, отец, – ответили Коринтия и Курт.

– Келани?

По ее щекам текли слезы. Из-за Кирстин. Сета. Кигана. Нет. Потому что она может вскоре умереть.

Она кивнула, почувствовав внезапную усталость. Она не была такой смелой, как сестра. Она не находила в себе ни крупинки силы. Она была рождена, чтобы угождать секиру. Сначала отцу, затем брату и, наконец, мужу. Она не могла вынести недовольства и разочарования на их лицах. В такие моменты совесть становилась ее злейшим врагом, и она шла у нее на поводу, потому что не могла не обращать на нее внимания, боясь обезуметь.

– Даже не думайте, что я забыл о главной причине, по которой привел вас сюда, – сказал он. – Я все еще требую назвать виновника и знаю, что один из вас изменил имя в конверте, возможно, потакая умыслам посторонних.