Шрифт:
Закладка:
Сразу было понятно, что у Сида уникальный талант. Его песни причудливы, как волшебные детские истории. И манера, в которой он писал их, тоже была примечательна. Он начинал со стихов. Затем сочинял мелодию к словам, не задумываясь ни о какой конкретной размерности. Что для нас было затруднительным, поскольку ничего не определялось заранее. Но в этом и крылось то, что делало его сочинения такими особенными.
Так как я изучал композицию и аранжировку, то имел представление о том, как могут выстраиваться аккордовые прогрессии от одного к другому. К тому же я не переношу фальши. А в то раннее время такое частенько случалось. В течение долгого времени мне приходилось настраивать бас-гитару Роджера прямо на сцене. Даже он мог бы признать, что был самым технически неопытным участником в ранние годы… Ни один из нас не был технически опытен. Я всегда жалел, что мне не хватает техники, чтобы стать концертирующим пианистом, но её так и нет. Мы все – самоучки. Я научился играть на фортепиано, когда мне было четыре года. У меня не было преподавателя, так что моя техника – совершенно неправильна. Я не могу сыграть гамму так, как положено. Что ограничило мою техничность и возможность играть быстро. Но с этим и не было проблем, потому что одно из самых важных утверждений, которое я когда-либо слышал, сказал Майлз Дэвис: «Не ноты имеют значение, а промежутки между ними». Я всегда чувствовал, что так оно и есть, и так я играю всегда. Блюзовые гитаристы это тоже понимают – единственная нота может означать больше, чем тысяча нот.
В лучших своих проявлениях наши ранние композиции были вопросами и ответами в диалоге между гитарой Сида и моими клавишными. Я слушал всё, что он делал, и отвечал ему. В этом, как на концертах, так и в инструментальных треках на «The Piper…», – доминирует подлинное звучание ранних Pink Floyd. Я, безусловно, уверен в нашем музыкальном взаимопонимании. Когда Сид пришёл в группу, он очень на меня повлиял, начав играть на гитаре все эти жуткие мелодии. Я подумал, что это прекрасно. Мне не хотелось выходить и играть каверы на ритм-н-блюзовые хиты. Было замечательно, когда он присоединился. Это всё изменило.
В смысле творческого музыкального вклада можно было бы назвать его лидером, да, определённо. Но в целом он не был лидером. Обычно мы сидели без дела, пока его невероятно креативные мозги не придумывали следующую песню, и тогда мы говорили: «Годится, мы её сделаем». Но он не подталкивал нас в каком-то конкретном направлении. Не думаю, что была движущая сила. Каждый играл свою роль. Сид писал эти экстраординарные песни. Роджер определенно проявлял большую целеустремленность и добивался своего. Моя роль, я полагаю, была в том, чтобы музыкально подхватывать Сида. А лидер тогда отсутствовал. Но в группе присутствовала некая Сила, которая не желала принимать правила конъюнктуры. Из-за неё сингл «Arnold Layne» не вошёл в альбом. Мы хотели идти своим путём.
Пике Сида (2007 год):
Припоминаю, что мы участвовали в шоу на радио. Скорее всего, на сессии у Джона Пила. Все собрались… а Сида нет! Наши менеджеры, наконец-то, нашли его и сказали, что он не в порядке. Когда я после увидел его, это была полная перемена. Глаза омертвели, он смотрел в одну точку перед собой. Такая разительная перемена… И её причина, я подозреваю, была в ужасной передозировке. Не знаю, так это или нет. У каждого своя теория о коллапсе Сида.
С каждым днём это становилось всё более жутким. Когда решено было попробовать, сможет ли Сид участвовать в Pink Floyd, как Брайан Уилсон в The Beach Boys, то моей задачей стало поощрять его писать музыку, ведь мы жили с ним в одной квартире в Ричмонде. Но делать это стало очень тяжело, особенно когда мы решили, что нет никакого смысла в том, чтобы он играл с нами на концертах. Я не мог сказать: «Я ухожу на концерт. Извини, Сид, но тебе нельзя пойти и сыграть с нами сегодня». Поэтому я говорил какие-нибудь глупости вроде: «Я только выйду купить пачку сигарет», и уходил, и ехал на концерт. А когда возвращался, часов через восемь, Сид мог спросить: «Ну что, ты купил сигареты?» Было очень страшно и очень грустно.
С его уходом в группе образовалась большая дыра. Что нам было делать? Мы знали, что хотим продолжать, потому что, потеряв невероятного автора песен, мы получили Дэвида, невероятного гитариста. Это в достаточной степени вдохновляло меня, чтобы продолжать начатое, но нам приходилось менять направление. Пока Дэйв осваивался, Роджер и я начали сочинять. Мы оба осознавали, что не сможем продолжить на уровне Сида. Мы должны были сменить направление, но, возможно, Роджер и я пытались продолжать сочинять в том же стиле. Однако мы явно не могли конкурировать в текстах.
Я не так плодовит, как Роджер. Одна из причин в том, что я – конченный лентяй. У Роджера было – и, вероятно, всё ещё есть – огромное количество энергии. Он мог сказать: «Вот я усядусь и напишу». А я из тех музыкантов, которые говорят: «Я подожду пока не придёт вдохновение». Но мне представляется, что доли нашего творческого вклада вполне соразмерны, вплоть до «Animals».
«Echoes»:
Часть с пиано в начале и гармоническая основа «Echoes» – мои, так что за мной и солидная доля авторства. Но в списке авторов есть, конечно же, и все остальные. Роджер, разумеется, написал слова. В большинстве песен он сочинял слова, а мы с Дэвидом – музыку. Не во всех, но во многих. Роджер также писал и свои собственные песни. Например, «Money» он принес в студию готовой. Я всё ещё считаю, что «Echoes» – один из самых прекрасных треков, которые когда-либо были у Pink Floyd. Каждый, кто был в турне Дэвида Гилмора, с этим согласен. Это был ключевой момент концерта. Стоило мне взять первую ноту – и весь зал взрывался.
Невероятно то, как трек развивается. От вступления к этой невероятной части со слайдом Роджера на басу. Затем знаменитые «крики чаек» Дэвида, которые появились из-за ошибки. Один из роуди подключил его «Wah-wah»-педаль задом наперёд, от чего образовалась грандиозная стена фидбэка. Он поэкспериментировал с ней и создал этот прекрасный звук. Великолепная композиция для записи в студии, и фантастическая – для исполнения на концертах.
Создавая Шедевр:
Поначалу у нас было лишь туманное намерение сделать основной темой «The Dark Side of the Moon» сумасшествие. Мы много репетировали, накапливали идеи, а потом, на следующих репетициях, воплощали их. Дела у нас шли отлично. За нами стояла некая Сила, облегчавшая нашу задачу.
Тяготы «The Wall»:
Я думаю, мы с Роджером никогда не были большими друзьями, но и врагами не были. До той поры, пока он не впал в эгоцентризм. Однажды он решил, что хочет контролировать абсолютно всё. И его первой мыслью было: «Избавлюсь от Рика, я никогда его не любил». Это была часть его большого плана стать лидером, автором, продюсером и использовать нас в качестве аккомпаниаторов. Полагаю, следующим шагом в его плане было избавиться от Ника, – ходил такой слух, – затем оставить Дэйва в качестве гитариста и использовать сессионных музыкантов. Можно назвать это чушью, но я подозреваю, что именно так он и планировал.
Полагаю, в ответ на эти мои слова он парирует тем, что я сам потерял интерес к группе. Как-то во времена «Animals» я подсел к нашему менеджеру и сказал: «Я хочу уйти из группы, мне не нравятся идеи Роджера». Но я тогда не думал об уходе серьёзно, хотя и чувствовал недовольство. В то время я разводился с женой. Я не испытывал большой заинтересованности в «The Wall», и у меня не было никакого материала. Роджер говорит, что я ничего не привнёс в альбом, но и он сам не дал мне возможности что-либо привнести.
Я всё думал и думал об этой ситуации и решил, что не могу больше работать с этим парнем. Я принял решение, – правильное или нет, – что я ухожу. Но я так же принял решение, что закончу запись «The Wall», буду участвовать в концертах и лишь потом скажу «до свидания».
Тут есть интересное обстоятельство: если Роджер считал, что я не мог работать, то почему же тогда он сказал: «Хорошо, ты можешь участвовать в записи альбома и концертах»? Это было странно. Должен сказать, я оказался в замешательстве.
Работа над «The Wall»:
Вспоминаю, как в начале работы над «The Wall» мы вчетвером спорили
