Шрифт:
Закладка:
Отчасти это было связано с бессонницей, которой, как считалось, он страдал. На самом деле, конечно же, сам Хоскинс стремился воздержаться от сна… из-за этих ужасных снов, которые теперь преследовали его каждую ночь… тех снов, в которых он подплывал все ближе и ближе к той ужасной каменной башне, возвышающейся среди ледяной пустыни Ленга.
Когда ни панацеи, доступные в аптеке, ни лекарства, предписанные доктором Эфраимом Спрейгом, не помогли ему в борьбе за прекращение сновидений, Хоскинс обратился к некоторым воровским людям, которые скрывались в постыдных притонах вдоль гниющей набережной Аркхема — темных иностранцам, которые продавали безвестные наркотики в убогих барах и зловонных переулках.
Эти наркотики, действительно, охранили его от грез, но какой ужасной ценой. Ибо его сила все уменьшалась, а его ум потерял свою обычную ясность, и его здоровье начало рушиться. Узнав о быстром упадке Хоскинса, доктор Лланфер, наконец, настоял на том, чтобы тот взял нежелательный отпуск, который он ранее предлагал ему. Хоскинсу ничего не оставалось как принять его, поэтому он украл «Текст Р`льех», и исчез в густых лесах к северу от Аркхема.
Зимы в этой части Новой Англии были суровыми и жестокими, а фермы в лесной глуши были часто занесены снегом на несколько месяцев. Поэтому Хоскинс привез с собой достаточные запасы пищи, кофе и керосина для печи, а также чистую одежду, одеяла и бумагу для письма. В ту самую ночь, когда он впервые появился в маленькой хижине в лесу, прошел обильный снегопад; когда он проснулся от сна без сновидений на рассвете, он оказаться полностью изолированным, окруженным со всех сторон гладким полем сплошного снега.
Изоляция, однако, была именно тем, что он больше всего желал. Ни доктор Лланфер, ни кто-либо другой не мог докучать ему здесь… здесь он мог выполнить свою большую работу — перевести весь «Текст Р`льех», и раскрыть его секреты невежественному и ничего не подозревающему миру.
Однако об одном Брайант Хоскинс забыл в своей спешке. Наркотики, которые он купил у вороватых иностранцев в старых притонах вдоль набережной, скоро будут исчерпаны…
9
В ночь на 11 ноября 1928 года, не имея препаратов, которые могли бы защитить его от снов, Брайант Хоскинс наконец провалился в сон до рассвета. Он больше не мог противостоять желанию спать, но принял предусмотрительные меры, положив блокнот и карандаш у постели, чтобы после пробуждения записать сущность своих грез — практика, которой он придерживался уже некоторое время.
Заметка, найденная позже рядом с его постелью, нацарапанная дрожащей рукой так, что выглядит практически неразборчивой, гласит:
Опять мрачная пустыня, темные небеса, сверхъестественные звезды! Ближе, чем когда-либо, я доплыл до самого портала каменной башни. Дверь вырисовывается передо мной, перемычка с надписью, выбитая в крошащемся камне… знаками, которые я не могу прочитать, но которые я видел на страшных страницах «Некрономикона».
Сама дверь — массивная плита из камня, через которую я скольжу внутрь, сам того не желая, как будто беспомощно переношусь каким-то невидимым течением силы. Безропотно я попадаю в темную камеру, чьи изможденные, голые стены украшены ткаными гобеленами, изображающими отвратительные фигуры, возвышающиеся над пресмыкающимися голыми человеческими рабами.
У дальней стены камеры (которая холодна, как полюс, и пропитана нечистым зловонием) находится существо, или сидит на корточках, или сидит развалясь в древнем кресле из резного черного дерева. Более крупное и более тучное, для представителя человечества, его любопытно деформированные конечности и туловище обтянуты мантией из блестящего шелка. Под этими предметами одежды я ощущаю тело странно уродливое, возможно, с более длинными конечностями, чем обычно, или с конечностями, имеющими несколько суставов.
Лицо существа полностью скрыто за вуалью или маской из желтого шелка, через которую не просматриваются черты его лица. Но я замечаю, даже парализованный предельным ужасом, который словно заморозил мой мозг и волю, что шелковая маска странно шевелится и выступает в неправильных местах…
Я не хочу знать, как выглядит лицо Ламы Чо-Чо. Но, против моей онемевшей и замороженной воли, руки в моем сне сами поднимаются, чтобы сорвать маску…
Это были последние слова, написанные Брайантом Хоскинсом.
10
К середине ноября было обнаружено, что «Текст Р`льех», похищен с закрытых полок библиотеки Мискатоника, а также отсутствовал еще один том из завещания Таттла, известный как «Фрагменты Целено». В свете увлечения, которое испытывал к этим двум книгам Хоскинс, доктору Сайрусу Лланферу не составило труда выяснить того, кто присвоил эти две книги. Владелица дома, где жил Хоскинс, миссис Муллинс, вскоре рассказала о его домике в лесу; поскольку бесценные тома были законным имуществом Библиотеки, у доктора Лланфера не было другого выхода, кроме как проинформировать местные власти о краже.
Два констебля были отправлены на поиски похищенного имущества. Из-за сильных снегопадов они обнаружили, что проселочные дороги почти непроходимы, но сумели добраться до хижины.
То, что они нашли внутри, затем было заключено в Санатории Округа, надежно заперто в обитой камере. Оно смеется и воет, а иногда и плачет, но когда оно говорит, что происходит редко, оно повторяет одни и те же фразы снова и снова.
— …Лицо!..Лицо!..Те гнилые дыры, где должны быть глаза!.. розовый и извивающийся щупальцеобразный хобот там, где на лице должны располагаться нос, рот и подбородок… и смех, насмешливый и злобный, булькающий смех… Боже! Боже! Как можно смеяться без рта?
Существо в камере умерло следующей весной в начале марта 1929 года. Украденные книги были возвращены на закрытые полки библиотеки Мискатоникского университета, и очень редко доктор Лланфер разрешает даже образованным ученым консультироваться с ними.
Объясняет он это довольно просто: «Есть некоторые вещи, о которых человек не должен знать, и некоторые книги, которые человек не должен читать». Возможно, он прав, в конце концов.
Перевод: Р. Дремичев
Лин Картер
Неожиданный кошмар
Lin Carter «Perchance to Dream», 1988
1. Китайская аллея
Такси проехало мимо Четырнадцатой улицы и продолжило путь на юг, двигаясь между китайским кварталом и рекой. Эта часть города была темной и имела дурную репутацию — улицы были узкими, кривыми, уличные фонари тусклыми, тени более глубокими, людей все меньше, да и те, что были, двигались украдкой. Здесь обитали леванты и турки, португальцы, ласкары: отщепенцы из полусотни восточных портов. Магазинов становилось все меньше, а их вывески и окна украшали надписи на странных восточных языках. Только небеса знали, какие преступления совершаются в этих