Но тем, кто хотел бы запретить «Последнее искушение Христа», такие рассуждения неприятны. Они отвергают идею о том, что в фильме должно быть изображено искушение Христа, даже если он его преодолевает.

Если бы я был богословом, я мог бы поддаться искушению и предположить, что эти цензоры – еретики, соблазнившиеся образом Христа, отрицающим его человеческую природу. Но я не теолог, а журналист, и подозреваю, что некоторые из цензоров поддались всеобщему искушению решать за других людей.

В фильме «Приветствую тебя, Мария» Христос предстал в образе современного заправщика, и некоторые люди сочли это кощунством, хотя это честная работа, более распространенная сегодня, чем плотницкое дело. Недавно кабельный канал Bravo отменил запланированный показ фильма в ответ на множество протестов. В фильме «Последнее искушение Христа» Иисус предстает как человек, способный познать человеческие желания и чувства и бороться с ними. Жан-Люк Годар, режиссер фильма «Приветствую тебя, Мария», – человек неизвестных мне религиозных убеждений, если таковые у него вообще имеются. Мартин Скорсезе давно известен как режиссер, которого больше, чем современников, интересуют вопросы добра и зла. Я считаю его величайшим из ныне живущих американских режиссеров и одним из немногих, кто заслуживает сравнения с великим шведским моралистом Ингмаром Бергманом.

Если вы посмотрите его работы (сомневаюсь, что цензоры захотят это сделать), вы обнаружите, что «Последнее искушение Христа» тематически перекликается со всеми его фильмами, начиная с дебютной картины «Кто стучится в дверь мою?» (1967), в которой молодой итальянский католик из Нью-Йорка, испытывающий чувство вины, влюбляется в девушку, но больше не желает ее знать, когда выясняет, что ее когда-то изнасиловали. Он не может примирить свои представления о ее чистоте с ее существованием в грешном мире, невинной жертвой которого она стала. Такому же самоистязанию подвергает себя боксер в фильме «Бешеный бык», он сходит с ума от ревности к молодой жене. Его привлекает ее сексуальность, но отталкивает то, что она ею обладает. Эта тема звучит на протяжении всей карьеры Скорсезе и, очевидно, важна для него.

В каком-то смысле критики «Последнего искушения Христа» страдают от того же комплекса, что и герои этих фильмов Скорсезе. Точно так же, как персонаж Роберта Де Ниро не может принять тот факт, что его «идеальная» жена – человек с обычными идеями и чувствами, так и они не могут принять Христа в его человеческой ипостаси и божественной сущности.

Эта двусмысленность в отношении сексуальности может привести к моральным противоречиям и в случае Джимми Сваггерта и Джима Баккера[18]. Но оба они попросили прощения, что указывает на то, что Бог может простить любой грех. Если это так, то Бог, конечно, может понять Христа, который не грешит, хотя переживает искушения.

О чем же на самом деле этот спор? Я возвращаюсь к первоначальному предположению: такие фильмы, как «Последнее искушение Христа», побуждают самостоятельно размышлять на эту тему, а цензоры, очевидно, не те люди, которых это устраивает. Откуда я знаю? Кому придет в голову предотвращать публичный показ фильма? Кто еще может быть настолько высокомерным, чтобы считать, что лучше знает, что мы должны выбирать для просмотра?

Я уже упоминал, что цензоры всегда нападают на серьезные произведения, а не на тривиальные. Тем не менее тривиальные фильмы смотрит самая большая аудитория, и они имеют самое большое влияние. Сегодняшние типичные голливудские фильмы ужасов и триллеры основываются на следующих предпосылках:

1. Не существует доброжелательного Бога, а зло сильнее добра.

2. Физическая смерть не вечна – ни для Джейсонов, ни для Фредди: они неуничтожимы.

3. Надежды и молитвы бесполезны, потому что смерть ждет всех персонажей на экране, кроме нескольких выживших, и их пощадят, чтобы они могли умереть в следующем фильме.

4. Человеческая жизнь бессмысленна, поэтому в сценариях отсутствует рефлексия по поводу смерти. Как только персонаж умер, о нем забывают – сюжет продолжается.

В последние годы я видел десятки фильмов, отражавших эти, как по мне, нигилистические взгляды. Фильмы с такими ценностями – пища американских подростков, которые ходят в кино или берут напрокат видеокассеты. Может ли их развратить фильм, где Христос изображен как нравственное существо, делающее правильный выбор, противостоящее искушению? Вряд ли. На самом деле они его вряд ли посмотрят, особенно когда в соседнем кинотеатре идет фильм про нигилизм.

Выступаю ли я за цензуру нигилистических фильмов ужасов? Вовсе нет. Я достаточно странный человек, чтобы верить, что в конечном итоге люди сами найдут себе ценности и примут решение. Единственное, что может помешать этому процессу, – контроль над мыслями, когда самозваные моралисты присваивают себе право решать, что мы можем видеть и, как следствие, думать. Я считаю, что есть искушение, и критики должны честно спросить себя, поддались ли они ему. Это искушение впасть в грех гордыни.

«Последнее искушение Христа»

Повторная рецензия

Перечитывая рецензию 1988 года на фильм «Последнее искушение Христа», я обнаружил, что она больше относится к теологии, чем к кино. Вряд ли это вообще рецензия на фильм. Наверное, Скорсезе сходил с ума, читая множество подобных рецензий, где критики назначали себя арбитрами божественного и человеческого Иисуса Христа и почти не упоминали режиссуру, сценарий, актерскую игру, образность или суровую, скорбную музыку Питера Гэбриела. А может быть, Скорсезе все понимал. Полезно вспомнить нравы того времени. На фильм обрушился шквал гнева со стороны правых христиан, обвинявших Скорсезе в богохульстве и прочем. Перед этим фильм был исключен из производственного графика MGM после того, как сеть кинотеатров United Artists наотрез отказалась от проката. После того как компания Universal возобновила проект с гораздо меньшим бюджетом, телевизионные евангелисты угрожали Скорсезе публичными отповедями.

Во время отпуска в Лондоне меня пригласили посмотреть фильм на закрытом показе на Уордур-стрит. Это была не привилегия. Это была мера безопасности. Меня умоляли никому не говорить название фильма, который я видел, и даже не упоминать, что копия находится в Англии. По дороге домой я остановился в Нью-Йорке, меня направили к телефону-автомату на Мэдисон-авеню, я позвонил по указанному номеру и, следуя инструкциям, добрался до таунхауса, где жил Скорсезе. У дверей меня встретил охранник. Наверху, в гостиной, мы со Скорсезе пили кофе перед большим книжным шкафом, заполненным в основном классикой. «В последнее время я много читаю. Редко выхожу в свет», – сказал он.

В этих обстоятельствах, возможно, моя рецензия защищала фильм от обвинений в ереси. То, что и я, и Скорсезе учились в католической школе и легко использовали религиозный язык и образы в своей работе, только подбодрило меня. Мы часто говорили о католицизме, который до Второго Ватиканского собора был соблазнительным лабиринтом логики,