Пока Ал придумывал способ расправиться с парочкой недоумков, перечивших ему, на плато, где стояла троица, влез Хад. Медвежья неуклюжесть и вес в пару сотен килограмм делали из него жителя равнин. И то, что ради пацана, он решился забраться столь высоко, говорило о большой ценности сорванца с силой бессмертного волка Мунх Шона.

– Довольно! – скомандовал Хад, голос которого походил на медвежий рев. – Живо в деревню.

Камы повиновались. С бурым медведем-шатуном лучше не спорить и это понимал даже наивный Гер.

До поселения оставалось не больше часа пути, когда Ал резко остановился. Остальные подумали, что он выбился из сил, и предложили присесть, чтобы разжечь костер и поужинать. Ал не спорил. На бледной коже вспыхнули алые пятна и подросток безвольно опустился на камни. Что-то серое, словно тень от насекомого или птицы, мелькнуло на его щеках и бесследно растворилось в темноте зимы.

– Как ты? – спросил Акай.

Белый волк оскалился.

– Отлично. Меня ждет будущее. А ты, размазня, сдохнешь, захлебнувшись своим жиром и соплями.

От неожиданной бравады путники оцепенели. Мар нацепил перчатки, спрятал огниво и твердым, решительным шагом направился в поселение. Он устал от парней, их перепалок, устал от ночных кошмаров, в которых альбинос снова и снова вонзался клыками в его предплечье. Оторвавшись от троицы, он расслабленно выдохнул.

Впереди была только дорога, пустая и одинокая, как жизнь Макса. В сумерках мелькали сугробы, пролетали безликие небесные путешественники и шептались полтергейсты, живущие сразу в двух мирах. Юный внук Асая все шел по хрустящему снегу и вспоминал тот дивный мир, из которого когда-то сбежал. Улыбка то рождалась, то угасала на его обветренных губах.

Был ли выбор? Наверное, нет. Смог бы он стерпеть шаманскую болезнь? Навряд ли. Только здесь, в месте, где он нашел свою силу, места ребенку с Земли не находилось. Только шаману, только посреднику из древнего рода.

Из темноты вынырнули деревянные истуканы, охраняющие поселение от вторжения врагов. Мар остановился и огляделся. Кроме него и застывших на столбах зверских морд, вокруг не было ни души.

«Кайф. Наконец, один», – подумал парень. Беззаботно улыбнулся.

– Чего скалишься? Придумал, как на Кайлас взобраться? – услышал Мар детский голосок неподалеку и стал приглядываться к истукану справа.

Под ним, укутавшись в шубу Тимучина, сидела Клубничка. Бледно-розовое личико почти сливалось с зимним пейзажем и, если бы не шапка-ушанка, плотно надетая и завязанная самодельными шнурками под подбородком, то он бы решил, что у входа в деревню уселся заяц.

– Нет. Чего стережешь, малявка?

– Не чего, а кого. Вас ждала. Бросили меня и ушли на гору, гнусные мальчишки, – с обидой пояснила девочка и шмыгнула носом.

– Надо было тебя взять? – усмехнулся Мар. – Мелкая еще, не дойдешь.

Клубничка подпрыгнула на месте, как тот заяц, которого только что представил кам, и врезала парню кулачком в живот. Кам ничего не почувствовал, кроме легкого хлопка по дубильной коже. Рассмеявшись, он приобнял агрессора. Неожиданно аромат спелой клубники окутал его рецепторы и заставил сглотнуть голодную слюну.

– Отойди! – воскликнул агрессор в ответ и стал пихаться. – Кто тут маленький? Кто слабый? Да я вас троих, вместе взятых, переплюну, вот увидишь! Маменькины сынки!

– А ты?

– Что я?

– Откуда здесь? Где мама?

Клубничка застыла на мгновение, перестав сопротивляться. Худенькое личико будто осунулось за секунду, побледнело еще сильнее. Девочка прижалась лбом к дубленке Мара и совсем другим, взрослым голосом ответила:

– Нет никого. Я – сирота.

От неожиданности Мархи замер. Все время на Ольхоне он думал, что малявка – внучка Тимучина или кого-то из шаманов, так легко она перемещалась из одной юрты в другую и нигде никогда не встречала сопротивлений. А тут такое!

– Прости. Не знал. Спасибо тебе.

Клубничка нахмурилась и недоверчиво посмотрела на Мара.

– За что?

– Что Безыма привела, когда напал Ал, за настойки для меня и Акая, за вяленую оленину, которую тайком приносишь, пока взрослые не видят.

Девочка подняла изумрудный взгляд на Мархи и тут же опустила в смущении. Несмотря на то что шаманке исполнилось восемь, она мало изменилась со дня знакомства. Худенькое тельце и большая, обрамленная ореолом красных завитков, голова делала ее похожей на одуванчик.

Сейчас одуванчик залился краской, а из-под ушанки высвободилось всего несколько кудряшек. Почти мальчик. Крошечный мужичек из стихотворения Некрасова, который смутился от доброты и слов благодарности.

– Пошли, – после тягучего молчания сказал Мар и взял девочку за руку в шерстяной варежке. Та кивнула и сильнее сжала ладонь старшего.

Парень довел Клубничку до юрты Тимучина молча. Разговаривать не хотелось, в природе Ольхона царила безмятежность и нарушать ее казалось преступлением. Обычно болтливая и острая на язык девочка поняла настроение товарища, поэтому не проронила ни слова.

Попрощавшись, Мар пошел в лечебницу. Тихое завывание в компании с непроглядной чернотой встретили его в юрте, отчего пришлось поежиться и сразу же приступить к поиску свежих поленьев для костра.

Акай еще не пришел. Видимо, троица еще не добралась до поселения. Отстали они от вьюжного пути или просто решили разбить лагерь там, где остановились ради Ала, Мар не ведал, но прекрасно понимал другое: с Хадом парням безопасно.

Старый шаман состоял из стали убеждений, молниеносных рефлексов и инстинктов. Такого молодца сыскать тяжело, даже среди братьев-шаманов, поэтому страшиться рядом с ним было нечего.

Разведя костер в центре юрты, парень снял дубленку и бросил рядом с циновкой. Тепло ласково прошлось по его чреслам и заставило зевнуть. Тени, напротив, взбодрились, заплясали по стенам, пугливо прячась от отсветов пламени. Невообразимый поток энергии разлился вокруг, привлеченный мотыльком к источнику тепла, и неторопливо пополз к небу вместе с дымом.

Духи были довольны. Они любили пламя, как любят верующие свои храмы. Сжигая в огненном вихре боль, злость, человеческие слабости, которыми была наполнена их жизнь ДО, души становились ближе к тэнгри, ощущали благодать, неведомую им доселе.

Мар лег на циновку, укутался шерстяной накидной, которая заменяла камам одеяло, и уснул. Его убаюкал треск поленьев, вой за самодельными стенами лачуги и умиротворение загробных существ. Что бы ни ждало его впереди, сейчас он спал: покачивался в безмятежной лодке Бо, пил самодельное пиво с Асаем, радовался победе в соревнованиях с вэшками.

Прошел час, другой. В юрту никто не вернулся.

За плечо кто-то потряс и Мар открыл глаза. Сладко зевнул. Он надеялся увидеть плоское лицо Геры, но ошибся. Рядом с ним на овечьей шкуре сидела Клубничка. За ее спиной стоял Безым, Хад и пара шаманов, обычно охраняющих Тимучина.

– Мар, г-где