Когда по шоссе на той стороне реки снова поехали машины, я увидела подсвеченный фарами темный силуэт зарослей, покрывающих берег. Большая птица взлетела и бросилась с неба прямо в воду. В свете движущихся огней мне показалось, что на мгновение она окрасилась в алый цвет. По воде побежали круги, потом все стихло. Птица так и не вернулась на берег. Я слышала мерное дыхание зверя у себя под ногами. Он как будто спал. Я попыталась подтянуться, опершись о край норы, но влажная почва была ненадежной опорой. Тогда я попробовала оттолкнуться ногами от земляной стенки. Выкарабкиваясь, я случайно задела морду зверя, он вскинулся, но я уже выбралась из норы и теперь слушала сверху, как он дышит и ворочается там, внизу. Подобравшись к краю, я заглянула в нору, но зверь успел слиться с темнотой и был невидим. Я пошла к соседней норе, протянула руку дедушке и сказала: «Нам пора домой». Он перевел взгляд с неба на меня. Наверное, впервые наши взгляды встретились по-настоящему. Дедушка застонал и схватил мою руку. Его ладонь была неожиданно влажной и теплой, но твердой, а рука — тяжелой. Земля, попавшая в замок наших сцепленных ладоней, скрипела. Я тянула дедушку из норы изо всех сил. А потом вела его за руку вверх по склону. Он послушно шел за мной. «Прекрасная луна, грех не полюбоваться, — сказал брат мужа. — Я, пожалуй, еще немного тут погуляю». Я посмотрела вверх, но никакой луны не увидела. Только облака, которые заволокли все небо. «Понятно. Будьте осторожны». И мы с дедушкой отправились домой. Пока мы шли, я несколько раз слышала, будто возятся в траве дети. Каждый раз я оборачивалась на шум, но так никого и не увидела. Наверное, это все-таки были насекомые, а не дети.

Дверь в доме родителей мужа была не заперта. Я громко позвала снизу, из прихожей: «Извините, не могли бы вы спуститься?» — и почти сразу же сверху спустилась свекровь. Следом появился свекор. Я уже очень давно его не видела. Он играл в гольф даже на обон. Свекор выглядел не таким, как я его помнила. В широкой синей пижаме он показался мне более худым, чем раньше. Они оба стояли и переводили взгляды с меня на дедушку и обратно, ничего не понимая. В лившемся с потолка желтом свете лицо свекрови, на котором залегли глубокие тени, казалось совсем изможденным.

«Что случилось?» — «Дедушка ночью ушел из дома. Я увидела в окно, как он уходит, и пошла за ним. Привела его обратно». — «Дедушка! — воскликнула свекровь, положив руку ему на плечо. — Просто ледяной. — Она посмотрела на меня. — Дедушка, на улице холодно. Куда же ты хотел уйти?» Он не отвечал. Выглядел вымотанным, полусонным.

Я наблюдала за тем, как свекровь старается поймать дедушкин взгляд. Но ничего не выходило. Дедушка смотрел куда-то мимо. Его зрачки то расширялись, то сужались… Наконец свекровь сдалась. Она посмотрела на меня и слабо улыбнулась. Я улыбнулась в ответ. «Спасибо тебе… я совершенно ничего не заметила», — тихо сказала она. «А я заметила просто по счастливой случайности», — сказала я. Выйдя на крыльцо и притворив за собой дверь, я услышала, как свекровь что-то тихо говорит, а свекор перебивает ее звучным голосом. Но слов я не разобрала. Дома муж все так же спал, я забралась в кровать. Я чувствовала спиной легкое движение матраса вверх-вниз в такт мерному дыханию мужа. После этого случая у дедушки поднялась температура, потом началась пневмония, потом его положили в больницу и вскоре он умер.

* * *

Входная дверь была открыта настежь начиная со второй половины дня. Сплошным потоком к дому стекались незнакомые старички и старушки, медленно разувались на пороге, произносили слова соболезнования. Опершись рукой на стену или обувной шкаф, морщась от боли в коленях, они вскарабкивались на высокий приступок, отделяющий прихожую от внутренних помещений. Я и не подозревала, что для того, чтобы войти в дедушкину часть дома, нужно так высоко поднимать ноги. В прихожей — ни перил, ни пандуса. А ведь дедушка довольно часто выходил из дома — видно, сохранил хорошие суставы и поясницу. Старушки, собравшиеся сегодня здесь, были непохожи друг на друга. Одни — седые, другие — крашеные брюнетки, а некоторые — с удивительными светло-сиреневыми или желтыми волосами. Одежда в основном обычная, повседневная. Сумок почти ни у кого не было — из вещей только четки в руке. Я встречала гостей в прихожей, иногда опускаясь на корточки или даже присаживаясь на приступок, чтобы подать им руку, потом шла на кухню, снова выходила в прихожую, постоянно двигалась по квартире, кланяясь гостям. Старики вряд ли знали, кто я, но кивали в ответ и говорили что-то неразборчивое. И я тоже кивала и произносила ритуальные фразы типа: «все произошло так неожиданно», «мои соболезнования». Некоторые из гостей пускали слезу, сочувственно касались моего плеча. Улучив момент, я подошла к мужу, скучающему в стороне: он так и не переоделся и был в своем рабочем костюме. «Кто все эти люди? — спросила я шепотом, присев рядом с ним. — Родственники? Они местные?» — «Без понятия, хотя, кажется, некоторых я знаю». Муж пожал плечами. Потом подошел к свекрови, которая неподвижно сидела перед поминальным алтарем, и обменялся с ней двумя-тремя фразами. Наверное, переспрашивал ее. Вернувшись ко мне, он сказал: «Вроде это местные». — «Вроде?» — «Ну, мать говорит, что тоже не всех знает». И муж без стеснения принялся рассматривать присутствующих, рассевшихся по всей комнате. Пространство перед алтарем уже было забито стариками. Это вообще нормально, что люди со всей округи огромной толпой собираются у тела покойного, которое работники похоронной компании едва успели привезти из больницы, собственно говоря, прямо в день смерти? На всенощное бдение это было не очень похоже.

Макурагё — неудивительно, что я не знала про этот обычай коллективного чтения сутр у изголовья покойного. У меня ведь никто из близких пока не умер. Кто-то из присутствующих заплакал. Некоторые люди собрались группками, по двое-трое. Один дед пришел с маленьким полотенцем на шее, будто прямо с огорода. Ему сделали замечание, он быстро стащил полотенце с шеи, пихнул его за резинку штанов, прихватив случайно край верхней рубашки, и, коверкая слова, забормотал сутры. За те несколько дней, что она ухаживала за дедушкой в больнице, свекровь сильно осунулась. Я как безработная хоть и провела в больнице больше времени, чем она, но свекровь устала гораздо больше из-за постоянной необходимости отпрашиваться