Шрифт:
Закладка:
— Но это же ковшик, — хохотнул парень, намекнув на аналог местной «совковости». — Может, у вас еще ковры на полу лежат?
— И на стенах, — совершенно серьезно заявил я и лишь когда Игорь икнул, улыбнулся. — Бросьте, вы же все понимаете. Есть традиции и той люстре больше лет чем нам двоим. Она видела еще моего деда. А может и прадеда. Такие вещи принято ценить.
— Зачем, если есть такое… — Игорь хлопнул в ладоши и отчеканил, — свет «миди».
Освещение тотчас сделалось приглушенным. После следующей команды стало светлее.
— Разве нужен консерватизм там, где прогресс дает комфорт?
— Знаю, что некоторые считают уют — это для бедных. Богатые предпочитают комфорт и красоту. Да только мне у вас неуютно. Быть может. все дело в том, что я глубоко провинциальный человек. Или в том, что в моем роду не водилось много денег.
— Морозовы бедны?
— Мы не считаем деньги за богатство, — я попытался расслабиться в кресле, но оно казалось слишком глубоким. — Мы дорожим близкими.
— У вас только один родственник, — колко напомнил собеседник.
— Кроме него есть люди, которых я ценю.
— И кто они? Вы имеете в виду Алину Шереметьеву?
— В том числе, — я перестал стесняться и уточнил, — если я займу диван, вашему оператору понадобится поменять расположение аппаратуры?
— Вам неудобно? — с преувеличенным удивлением спросил Луль.
— Думаю, вы намеренно предложили мне это жуткое кресло.
— И зачем мне это?
— Чтобы я ощущал себя неловко и вместо того, чтобы общаться боролся с дискомфортом.
По тому, как дернулась бровь Игоря, я понял, что попал в точку.
— Я вас не виню. На войне все средства хороши.
— А мы воюем? — он прищурился.
— Вы ведь пригласили меня не для дружеских посиделок. И давайте начистоту: вам выгоден любой мой промах…
— А мы целимся? — не унимался парень.
— Вы красите волосы? — я резко сменил тему разговора.
Луль на мгновенье завис, а потом зачем-то пригладил растрепанные пряди.
— На самом деле да. Мне нравится более теплый оттенок.
— Он делает вас породистым? — я занял удобный диван и закинул ногу на ногу. — Вам кажется, что с таким цветом волос вы кажетесь привлекательнее для публики?
— Мастер Морозов…— усмехнулся Луль, но я его перебил.
— Мне тоже предлагали покрасить волосы. Говорили, что для образа темного не подходит мой оттенок. Рекомендовали сделать тату. Но я отказался.
— Выше этого? — осклабился Игорь.
— Нет.
— Боитесь потерять свою мужественность?
— Просто не хочу, — я пожал плечами. — Даже с красной шевелюрой и рисунками на лице я останусь собой.
— Княжичем Морозовым, наследником великого рода?
— Парнем, который не любит овсянку, — огорошил я интервьюера.
— Что? — растерялся Луль.
— А вы любите ее?
— Да… то есть она полезная…
— Иногда мне подают ее на завтрак. И я терпеть не могу эту кашу. Даже когда ее пытаются сдобрить маслом или сиропом.
— Как мы перешли к обсуждению овсянки? — улыбнулся парень.
— А в чем разница между обсуждением моего происхождения, к которому я не имею отношения и овсянки, которая априори полезна? Ведь я не выбирал, где родиться и какую фамилию носить. Гораздо важнее, что я за человек. Разве я не прав?
Луль посмотрел мимо меня, явно ища одобрения режиссера. А потом перевел взгляд на меня.
— Вы же понимаете, что зрителю интересно кто вы.
— И я готов рассказать об этом. Я открыт и ничего не скрываю.
— Отлично…
— Но я не хочу, чтобы во мне видели только аристократа. Или сына моего отца, которого я не знал. Я не был с ним знаком, это правда. И не отвечаю за его поступки. Также как не могу знать его мыслей. Мне не хочется давать оценки человеку, которого никогда не видел.
— Хм…— кажется, я порушил стратегию Луля, который не ожидал такого поворота. — Но…
Он забылся и решил погрызть ноготь. Однако опомнился и отдернул палец ото рта.
— Он вас оставил в Муроме… — наконец нашелся парень.
— От меня не зависело решение моего отца, — терпеливо напомнил я.
— Вы не держите обиды?
— Наверно, кто-то считает, что Муром — это логово волков и медведей. Но уверяю, там живут замечательные люди. Возможно, они не особенно деликатные, но честные и, по сути, добрые.
— По сути? — вцепился в мою оговорку Игорь.
— То есть, если за проступок кого и пороли розгами, так это для воспитания, а не из садизма.
— Насилие — это не путь!
— … сказал тот, кто встретил меня у порога наемниками, — заметил я со снисходительной улыбкой.
— Ну, это была шутка, — смешался Игорь.
— Для вас насилие может быть смешным? — я также подался вперед. — Вы рисковали здоровьем и жизнью наемных актеров, выставив их перед ведьмаком с лицензией на убийство.
— Давайте сделаем перерыв, — нервно предложил Луль и пружинисто подскочил на ноги. — Стоп съемка!
Потом подошел ко мне и добродушно уточнил:
— Вы курите?
— Нет. И вам не советую. Вредно это.
— Здоровый образ жизни?
— Забота о себе, — я усмехнулся и выдохнул немного тьмы. — Но я могу сделать вид, что также дымлю. Вам так будет легче?
— Да мне не тяжко.
— Извините, — к нам подошел Никон, до того сидящий позади камер. — А почему после вашего «стоп» камеры продолжают работать?
— Это технические работы, не более, — беззаботно отозвался Луль.
Я с благодарностью хлопнул жреца по плечу и кивнул, дав понять, что внял его предупреждению. Тут все будет фиксироваться и потом использоваться для передачи. И мне не стоит об этом забывать.
— Если вам некомфортно…
— Мы тут для интервью, — отмахнулся я. — Пусть люди работают.
Я намеренно решил не просить не использовать скрытые камеры. В конце концов я тут именно для того, чтобы шоу состоялось.
Мы вышли на веранду. С нее открывался шикарный вид на сад. Чуть поодаль, в стороне от деревьев виднелась небольшая тренировочная площадка.
— Когда я пожимал вам руку, то понял, что вы работаете