Ты подался вперед.

— Пойди в туалет и сними трусы.

Я уставилась на тебя. Ты слегка мотнул головой: давай, иди. Сама себе не веря, я поднялась с кресла с той же странной смесью раздражения и подчинения, какую испытывала, когда шла тебе за кофе. Что это? Кто я, по-твоему?

В туалете я помочилась и сделала то, что ты велел.

Кто же я такая? Я мыла руки и смотрела в зеркало. Скомканные трусы лежали в сумочке. Когда я снова появилась в зале, ты не отрываясь смотрел на меня, пока я пробиралась между столами. Прошелся по мне взглядом снизу доверху и поднял брови. Я села и приоткрыла сумочку. Ты заглянул в нее, затем, даже не проверив, не наблюдают ли за нами, протянул руку и зажал комок ткани в кулаке. Перед тем как сунуть трусы в карман, кинул на них короткий взгляд.

— Стринги. Легкий доступ, а? Скромное платье, а под ним стринги. Интересно.

Я изобразила возмущение.

— Отдай, — прошипела я, оглядываясь по сторонам. Другие столы стояли близко к нашему, но мы сидели в глубоких креслах, с высокими и широкими спинками. По этой же причине, хотя мы говорили достаточно громко, окружающие не могли слышать наш разговор.

— Нет, — усмехнулся ты, глядя мне в глаза.

— Отдай сейчас же, — повторила я насмешливо и в то же время настойчиво.

— На тебе, конечно же, чулки с резинками?

— Сегодня тепло, — довольно неестественно рассмеялась я, потому что, по правде сказать, именно в расчете на такой сценарий надела чулки с резинками.

— Пойдешь на вечеринку без трусов. Только мы с тобой будем об этом знать. Но все мужики почуют, как кобели. Они будут ходить за тобой как привязанные, не понимая, почему их к тебе тянет.

— Тебя же там даже не будет.

— Все равно я буду знать.

— Отдай.

— Ладно, чуть позже. Пока что подержу их в заложниках, о’кей?

Ты полез в карман за телефоном. Я решила, что ты опять начнешь проверять почту, но ты нажал несколько кнопок и протянул мне телефон:

— Посмотри, чем я занимался во время перерыва, думая о тебе.

Дорогой мой, я не хотела тебя разочаровывать и никогда не признавалась тебе, что видео на меня не действуют. Говорят, что мужчин возбуждают картинки, а женщин — слова. Не знаю, правда ли это. Некоторые картинки мне нравились. Например, фотография, которую ты мне прислал, когда застрял в транспортной пробке. Ты установил телефон на приборной доске и снял себя, недовольного и насупленного. Не знаю почему, но именно эта фотография нравилась мне ужасно. Может, потому, что на ней ты выглядел одновременно сексуальным и сердитым? Или потому, что тебе захотелось поделиться со мной: смотри-ка, я застрял в пробке и зол как черт. Удивительно, какие странные вещи способны нас возбуждать. Твое простодушие — вот что подействовало на меня в тот вечер в кафе. Не видео, а твоя искренняя вера в то, что раз оно разожгло тебя, то разожжет и меня; твое откровенное и неприкрытое возбуждение; твоя властность, помноженная на желание. Иногда ты вел себя как ребенок. Ты хотел меня, несмотря ни на что, здесь и сейчас. Но почему и я в тот день хотела тебя так же страстно? Наслаждалась своей распущенностью или с готовностью подчинялась твоим желаниям? Воистину есть многое, что психологам еще только предстоит нам объяснить.

Примерно через полчаса я сказала:

— Мне пора. Надо появиться там до того, как начнут произносить речи.

— Надеешься хорошо провести время? — спросил ты, вдруг становясь угрюмым.

— А как же, — ответила я.

У меня было превосходное настроение, радость рвалась из меня наружу; не выпив ни капли, я опьянела от твоего желания. Правда, мне еще предстояло придумать, как получить назад свои трусы.

— Пойдем, — сказал ты, вставая. — Прогуляемся.

Мы вышли из кафе. Я повернула было на Пикадилли, но ты пошел в другую сторону — на юг, вниз по Дьюк-оф-Йорк-стрит. Я догнала тебя, заглянула в лицо — ты снова казался отстраненным. Через полквартала ты остановился возле кафе, где мы в первый раз пили кофе, и я решила, что ты собираешься отпустить по этому поводу какое-то замечание. Но ты двинулся дальше, шагая широко и нимало не заботясь, поспеваю ли я за тобой. Стараясь не отстать, я уже слегка запыхалась. На переходе ты оглянулся. Из-за угла вынырнуло такси; ты выбросил руку, не пуская меня на проезжую часть. Такси проехало, ты шагнул на мостовую, я — за тобой.

На другой стороне ты свернул в боковую улочку, которая заканчивалась тупиком. Вообще-то место было оживленное: совсем рядом, на углу, располагался бар с затемненными окнами, уже наполнившийся ранними посетителями; наша сторона улицы оставалась пустынной: ни пешеходов, ни даже машин, потому что висел знак, запрещающий стоянку. Ни одного подъезда. Здания выходили в переулок задними фасадами, глядя на нас служебными дверями без ручек. Они открывались изнутри, чтобы впустить грузчиков с крупногабаритным заказом, но для других целей не использовались.

Я знала, что ты ищешь — это стало очевидно, как только мы свернули в переулок. Примерно на середине слева обнаружился дверной проем. Ты втолкнул меня в него, спиной к двери, прижав собой, чтобы нас не было видно прохожим с улицы. На нас смотрела только задняя стена дома напротив. Бросив на нее оценивающий взгляд, ты, видимо, решил, что она не представляет опасности, повернулся ко мне и прижался губами к моим губам. Одновременно ты залез мне под платье, твоя рука была твердой и теплой… Ты всегда знал, на какие кнопки нажимать.

В следующее мгновение ты уже был во мне, и я не могла поверить, что это происходит на самом деле — в двух шагах от Пикадилли, в час пик, когда в нескольких метрах от нас тысячи прохожих торопятся по своим делам.

Потом ты снова коротко поцеловал меня, вернул мне стринги и отступил на шаг, в своей обычной манере цепко сканируя обстановку, пока я торопливо, не снимая сапог, натягивала трусы. За все это время — правда, прошло всего несколько минут — в переулке так никто и не появился. Перед тем как покинуть наше укрытие, ты взглянул на меня, улыбнулся, потом легонько провел пальцем мне по носу. «Все о'кей?» — мягко спросил ты. Я кивнула.

Мы шли по тротуару в сторону ярких огней и городской суеты. В сапогах на высоких каблуках я чувствовала себя немного неуверенно. Дойдя до выхода из