Шрифт:
Закладка:
Ну конечно, «тоже», Элеорд почти не сомневался, что воспитал его правильно. Снова отчего-то вспомнились отец и его бродяжки. Те, конечно, были глазами и ушами городской стражи, но, насколько Элеорд знал, никогда не доносили ― например, на знакомых. Единственные доносы, с которыми Элеорд столкнулся при жизни родителей, были… на него самого. Отцовские мальчишки обожали рассказывать покровителю о проступках сына, а проступком в глазах Орлока ди Рэса могло стать что угодно. Например, пропущенное ради этюда занятие по фехтованию или попытка подсмотреть за купающимися девушками и зарисовать их. Лишь став старше, Элеорд понял, что те доносы были не со зла. Просто каждый из оборванных детей мечтал хоть на миг оказаться на его месте. Ведь у него, при всех сложностях, была лучшая на свете семья. Одна из тех, которые, рухнув, не поддаются воссозданию.
К Идо и Элеорду подскочили еще несколько приходящих учеников, закутанные и раскрасневшиеся. Поздоровавшись, они возбужденно заговорили о винограде. Видя, что беседа клеится без него, Элеорд решил ненадолго оставить их: пройти вперед, перекинуться парой фраз с графом, как-то ободрить его, почему нет? Можно, например, уверить, что снежное вино ― чудесная идея. Или предложить зарисовать этот пейзаж, чтобы потом вспоминать странные заморозки как приключение, а не как неблагое знамение. В конце концов, это правда красиво ― искры, туман, серебро и легкий хруст земли под ногами. Но Элеорд успел сделать навстречу Энуэллисам только два-три шага.
– Ой, извините! ― Кто-то врезался в его бок. Вздрогнув, но чудом устояв, Элеорд опустил взгляд, и мимолетное раздражение мигом схлынуло, сменившись теплом.
– Привет, Вальин, как ты? Куда так спешишь?
Младший графский сын смущенно попятился, посмотрел исподлобья. Он был в золотом монашеском одеянии, с распущенными волосами, которые в обычное время собирал в два коротких низких хвоста, а еще небывало бледен. Только впалые щеки горели, да так, будто по ним с силой хлестнули. Явно бежал от самого храма, явно наслушался о жестоких заморозках. Даже мертвых медуз он вроде испугался не так.
– К отцу… Я… да, нормально… ― От шумного выдоха с губ слетело облачко пара, взгляд заметался. Элеорд сощурился, поколебался и все же спросил:
– Хочешь совет? Если позволишь. Он короткий.
На удивление, ни тени недовольства, какое Элеорд часто замечал на лице Эвина, Вальин не выказал. Просто кивнул, то ли из вежливости, то ли почувствовав: совет будет не праздный. Не свысока. И не ради пустого брюзжания.
– Не расстраивай его своим взволнованным видом, ― попросил Элеорд. Легонько обнял мальчика за плечи, подвел к ближней лозе. ― Не нужно… постоянно напоминать, что что-то идет не так. Особенно если ты не знаешь этого точно.
Никто не знает. Ведь правда? Нельзя знать наверняка, рано. Медуз успели убрать, в Ганнасе никто не заболел. Хлеб и апельсины в большинстве своем все-таки собрали, а снежное вино ― отличная вещь. И нет ничего необычного в кошмарных снах. Вальин опять кинул на Элеорда быстрый, но очень серьезный, цепкий взгляд. Эмоцию понять не удалось, но его определенно услышали: бежать к отцу и мачехе юный граф передумал, решил отдышаться, его хрупкие руки потянулись к потемневшим листьям.
– Они так замерзли, бедные… ― с жалостью сказал он.
– Все мы иногда замерзаем. Зато посмотри, как красиво. ― Элеорд обвел ближнюю виноградную гроздь кончиком пальца. С нее осыпалась часть изморози. ― А твой отец уже придумал, что сделать с этими ягодами. Так что не переживай.
– Все равно… ― пробормотал Вальин, но не закончил, и взгляд его вдруг снова зарыскал. ― Мастер ди Рэс… а вы не видели здесь Саф… Сафиру? И вообще она что-то так давно не появлялась. Она не заболела?
Мальчик явно волновался. И жутко стеснялся простого вопроса о своей… няне?
– Она уехала, ― удивленно сообщил Элеорд. Подтекст становился все очевиднее. ― Несколько сэлт назад, в графство Мыса. Вроде бы нанялась проектировать храм там.
Вирре-Варре. Как раз ей. На Мысе первыми решили, что природу лучше задобрить, ведь рыба в этот прилив нерестилась не слишком изобильно, а яблок уродилось маловато. Госпожа Эрбиго и рада была помочь: заняться легкой арочной композицией, где из украшений требовались только зелено-золотое стекло да скульптурки рогатых зайцев. Легкая задача после того, что она выстроила Вудэну.
– Она не сказала… ― Вальин вряд ли адресовал слова Элеорду, но тот невольно потянулся за очередной ягодой: горечь чужой интонации захотелось подсластить. И не меньше захотелось дать ему хоть какое-то, хоть пустое объяснение:
– Думаю, мы оба знаем, что по некоторым причинам ей тяжело в последнее время бывать в вашем замке. Тут все-таки грядут перемены.
Вальин кивнул, но промолчал, в сторону Ширханы и ее круглого живота не взглянул. А Элеорд сразу немного пожалел, что заговорил с ним об этом как со взрослым. Зря. Хотя грустил юный граф действительно как маленький взрослый, да и прилив к нему подкрадывался непростой ― тринадцатый. Та самая грань, где перестаешь быть мальчишкой, но до юноши еще далеко. Идо в этом возрасте был просто невыносим. Элеорд неловко переступил с ноги на ногу и все же прикусил язык. Нет, не нужно говорить ничего вроде «У тебя вся жизнь впереди, встретишь кого-то получше».
– Смотри, как красиво, ― тихо повторил он, поаккуратнее подцепил гроздь и повернул. Искры заиграли в изморози. И Вальин наконец отвлекся, всмотрелся.
– Живые они или мертвые? ― спросил он совсем тихо, задумчиво, с неясной надеждой. Почему-то Элеорд улыбнулся.
– Каждый решает сам. И многое зависит от того, что с ними сделают. Твой отец, по-моему, всюду видит жизнь, даже в смерти.
Вальин кивнул. Он, кажется, хотел ответить что-то ― может, о любви к отцу, – но смутился, не стал. Заговорил он в итоге об ином, странно бесцветно:
– Мне иногда снятся кошмары в последнее время. В которых я тоже не могу понять, жив я или мертв, но я лежу на спине в море, среди мертвых медуз, и они трогают меня за руки щупальцами…
Элеорд отпустил виноград слишком резко, ледяная крошка посыпалась на землю. Улыбнуться не получилось, стало сильно не по себе, даже захотелось, чтобы Идо