немотивированном преступлении. Поэтому и возникло большое искушение свести все к несчастному случаю на охоте. Бони знал, что случаи, когда в буше человека по ошибке принимали за кенгуру — особенно при плохой видимости, — не так уж редки. Даже на коллективной охоте, где каждый опасается, как бы не угодить в компаньона, случались такие досадные ошибки. А ведь здесь-то человека встретить никто, конечно, и не рассчитывал. Но попробуй угадай, кто этот незадачливый стрелок? Подозреваемых-то практически нет. А если все же умышленное убийство? Да нет! Учитель был всем здесь чужой, и ни у кого из тех немногих, что находились поблизости, убивать его не было никакой объяснимой причины. Может, угонщики скота? Нет, совершенно невероятно. Они-то как раз постарались бы этого избежать: привлекать к себе внимание совсем не в их интересах. Их операции должны выполняться тайно и быстро, как ночное ограбление банка.

Угонщики точно знали, что без помех могут добраться до «Колодца 10», а оттуда — к месту, где никакому фэнсеру быков уже не увидеть. Леввей должен был в тот день ехать в Квинамби, однако сказал Каланче, что не поедет, потому что собирается поработать немного западнее центральной усадьбы. Итак, получается, что он со своими людьми находился далеко от Изгороди, возле которой гнали похищенный скот. Расстояние это составляло примерно девяносто миль. Но ведь кто-то должен же был известить угонщиков, что в эту ночь воздух чист. Прежде всего об этом знал Каланча и, без сомнения, управляющий Квинамби, а кроме того, еще и Чарли Бесноватый, и вождь, и, наконец, Нуггет и его орава…

Мистер Кент закончил жизнеописание своего кузена, встал и налил воды в котелок, чтобы приготовить чай. Бони встряхнулся — слишком глубоко погрузился он в раздумья.

— Слушай, а ты не ведешь случайно дневник? — спросил он. — Как же ты узнаешь, когда подходит время ожидать здесь Леввея, чтобы вручить ему список заказов?

— Ну, это очень просто, Эд. Я читал как-то про одного человека, у которого не было календаря. Он обходился палкой, насекая на ней каждый день зарубку. Вот и я каждый вечер, перед тем как лечь спать, делаю зарубку на палке. Начинаю я всегда с того дня, как ухожу отсюда. Дважды забывал, и тогда мне приходилось самому топать в Квинамби за харчами.

— Значит, ты ходил по тропке, что идет мимо «Колодца 9». А далеко от этой тропки до «Колодца 6»?

— Когда находишься примерно в четырех милях от центральной усадьбы, отойди от тропы в сторону на семь миль — вот тебе и «Колодец 6».

— Ты уже бывал там? — продолжал допытываться Бони.

— Нет, не случалось как-то. А потом, там в основном кучкуются черные.

— Не знаешь, давно уже у Нуггета его «саваж»?

— Да вроде бы он купил его у разносчика, когда тот в последний раз приезжал в Квинамби. Дай-ка сообразить… Да, точно, примерно за месяц до убийства это было. А до того у него был винчестер, как и у меня.

Закипел чай. Бони и Каланча поужинали, расстелили одеяла и улеглись спать. А на следующее утро Бони возобновил разговор о ружье Нуггета.

— А куда Нуггет девал свой винчестер?

— Черт его знает, Эд. Возможно, продал черным. Они же со всеми ведут торговлю. Ей-Богу, смех один с этими або. Хлебом их не корми, дай только купить-продать что ни попадя. Купит штаны, а через неделю ходит уже в других. Точно так же и с ружьями. Купит кто себе ружье, а все остальные ребята пляшут вокруг него, пострелять просят.

— И один из них, значит, едва не уложил Нуггета?

— Да, чуть-чуть не поймал он тогда пулю в живот. Страшенно разволновался.

— Когда это было-то?

— Да незадолго до того, как Нуггет купил «саваж».

— А тебе не кажется, что Нуггет поостерегся бы после этого продавать черным винчестер? Не помню, Ньютон мне, что ли, рассказывал, как Нуггет слезно жаловался ему. «Вообще бы, — говорил, — надо запретить продавать черным оружие».

— Тогда у Нуггета винчестер вроде бы еще был. Но за точность я, как говорится, не ручаюсь. Дай-ка я заварю чай. Ну вот. А может, он отдал ружье Мэри. Я не знаю, известно ли тебе, что Мэри — сестра его жены. Красивая лубра, лет двадцати пяти. Случись мне встретиться с ней один на один, уж она бы у меня не увернулась.

— Она, чего доброго, и пристрелить тебя может.

— А то нет! Говорят, стреляет без промаха. — Каланча поразмыслил немного, потом рассмеялся: — И все же я бы рискнул! О, слышишь, мотор тарахтит? Похоже, Джек Леввей едет.

Грузовик из Лейк-Фроум-Стейшн проскочил через ворота и остановился в нескольких ярдах от лагеря. Каланча протянул Леввею список. Управляющий кивнул Бони. В кузове сидели три аборигена. Они не произнесли ни слова, но, пока машина не вырулила на тропу, ведущую в Квинамби, смотрели на Бони во все глаза.

11

До вечера было еще далеко, как вдруг как-то странно помрачнело. Уже несколько дней на небе не было ни облачка. Бони решил было, что наконец-то надвинулись тучи, и взглянул вверх. Однако солнце сияло как и прежде. И все же дневной свет заметно потускнел. Оттого, может быть, что открытая, поросшая голубоватым кустарником местность сменилась унылой серой равниной, покрытой высохшей травой, из которой лишь кое-где торчали пропыленные деревца.

Бони шагал вдоль Изгороди, ведя в поводу верблюда-вожака. Мирно побрякивал колокольчик на шее замыкающего животного. День был как день, местность знакомая, ничего экстренного не намечалось. Один из столбов следовало заменить, и Бонн уложил верблюдов на колени. Он срубил мульговое дерево, освободил трухлявый столб от проволочной сетки, вытесал новый столб, вбил на место прежнего и закрепил на нем сетку и обе нитки колючей проволоки. На все ушло полчаса.

Покончив с работой, Бони прислонился спиной к горбу Кошмара и свернул сигарету. Солнце сияло как и прежде, и все же казалось, что день какой-то слегка притушенный. Весь мир погрузился в реденькие сумерки, однако тени прочерчивались, как всегда, резко.

Занятый думами, Бони не спеша курил сигарету. Похоже, причина непонятных сумерек средь бела дня — в нем самом. Депрессия — вот что это такое. А может, и желудок дает о себе знать. Хотя до сих пор соленую колодезную воду он воспринимал вроде бы вполне удовлетворительно. Так или иначе, но психологический кризис здесь налицо, это уж точно.

Он продолжил свой обход, автоматически оглядывая тянущуюся мимо бесконечную Изгородь. Снова и снова задавал он себе один и тот же вопрос: уж