Шрифт:
Закладка:
Вчера наконец Марко Иванович освободился хотя и от временного, но обременяющего титула заместителя начальника цеха. Он органически не выносил должностей, связанных с канцелярщиной.
Избавился — и словно вновь на свет родился. Однако авторитет его с переходом на низшую должность ничуть не уменьшился. Напротив, он как бы еще вырос в глазах коллектива. В процессах нагревания и проката стали Марко Иванович был волшебником, и не только мастера́, но и опытные инженеры частенько обращались к нему за советом.
Однако Надежде на этот раз так и не удалось посоветоваться с дядей. Тревожные последние известия и еще более тревожные раздумья этих бывалых воинов ошеломили ее. До этого и у нее теплилась надежда, что враг вот-вот будет отброшен, что победа не за горами, а услышав: «Лезут, пакостные швабы. Тучами лезут», — вся похолодела. Впервые, как нож, вонзилась мысль, что горе, которое несет война, — не скоропреходящее. И она даже забыла, зачем пришла в конторку.
В эту минуту загудела сирена, и Надежда, торопясь на рабочее место, решила поговорить с дядей позже. Так будет лучше, думала она. Сначала сама посмотрит, где выгоднее ставить печи, прикинет схемы на месте, а потом и с дядей можно будет поделиться, привлечь в советчики. После того, что Надежда услышала и прочувствовала в конторке, необходимость усовершенствования в цехе стала ей еще более ясной. Подмывало тут же, немедленно приняться за осуществление своего проекта.
Но не все бывает так, как нам того хочется. С самого утра рабочий день у Нади начался неровно, как погода в майский день: то блеснет солнце, то надвинутся тучи, то в душе загорится огонек надежды, то вновь охватят какие-то необъяснимо тревожные предчувствия.
Когда она вошла в цех, ее встретили необычайно приветливо, с большой теплотой и уважением. «С чего бы это?» — удивилась Надежда. Оказывается, тут уже побывал Микола: он повсюду успел разнести весть о подвиге Василя на фронте. И написал от имени рабочих завода письмо, которое все с гордостью подписали, а многие, подписывая, взяли на себя и повышенные обязательства.
— Вы видите, какой вам сегодня почет? — встретил ее Лебедь. — Смотрите, смотрите! Да хоть поклонитесь же им! — заметил он, когда они проходили мимо черных, в мазуте вальцовщиков, которые, сверкая белками глаз, махали ей промасленными рукавицами.
— Честное, слово, Надежда Михайловна, — сказал Лебедь, — сегодня рабочие проявляют к вам не меньшее уважение, чем к вашему дяде!
О Марке Ивановиче он всегда отзывался с почтением. И хотя тот относился к нему сухо, даже грубовато, Лебедь, как бы не замечая этого, превозносил заслуги обер-мастера, ставил в пример его принципиальность.
— Это приятно, Надийка, — помолчав, произнес Лебедь, незаметно наблюдая, как она будет реагировать на это первое обращение к ней по имени. Давно уже хотелось ему заменить сухое и официальное «Надежда Михайловна» теплым и ласковым «Надийка». Но, опасаясь заронить в ее душу подозрение и этим оттолкнуть от себя, он до сих пор не отваживался.
А Надежде сегодня хотелось, чтобы не только он, но и все называли ее Надийкой. Ей было радостно, что подвиг Василя нашел в цехе такой горячий отклик, и приятно, что благодаря ему и на нее смотрели как на героиню, словно она тоже участвовала в уничтожении «мессера». Желая отплатить чем-то хорошим за теплоту и внимание, Надежда еще более старательно обдумывала детали своего проекта. Улучив свободную минуту, она убегала к печам, уточняла схемы. То и дело оглядывалась, не бежит ли за ней из конторы Клава, — нетерпеливо ждала звонка Шафороста.
Но время шло, а Шафорост не звонил.
Вскоре она заметила у печей толпу. Еще издали узнала проектировщиков, которым начальник цеха давал указания. Будто ненароком и сама очутилась возле них, но никто даже не взглянул на нее.
Предчувствуя что-то недоброе, бросилась искать дядю, но не нашла. Его и Чистогорова срочно вызвали в штаб военного гарнизона.
Не дождавшись звонка от Шафороста, решила сама позвонить. Как нарочно, телефон его был долго занят. Наконец соединили. Волнуясь, сразу же выпалила, что у нее уже есть схемы, что целую ночь… Но неожиданно ее прервал сухой, словно совсем чужой голос:
— Занимайтесь своим делом.
От брошенной на рычаг трубки зазвенело в ушах.
После обеда в цехе появились строители. Началась расчистка площадки для новых печей. Однако Надежду туда не позвали.
К концу смены показался и Шафорост. Надежда снова, будто случайно, очутилась на площадке, встала на его пути, держа в руке свернутые в трубочку чертежи. Он же прошел мимо с таким равнодушием, словно никогда ее не знал и знать не хотел.
Возвращаясь домой, еще издали увидела у подъезда Ларису и поспешила ей навстречу. Хотелось хоть подруге излить душу. Но та, заметив Надежду, сразу же исчезла за дверью.
В горьких и тревожных догадках уплывал вечер, наступала ночь.
X
Утром встала с твердой решимостью развеять туман горьких недоразумений. Что тут какое-то недоразумение, сомнений не было. Вот только обидно, что все это получилось с Шафоростом. С тем самым Шафоростом, перед которым она преклонялась и который еще совсем недавно, не далее как позавчера, так поддержал ее, вдохновил и окрылил. «А может, с ним самим что-то случилось? — раздумывала она. — Может, его самого постигло какое-нибудь несчастье и ему попросту было не до меня. Скорее всего, с ним что-то стряслось. Скорее всего!» — уже с некоторым сочувствием к Шафоросту ухватилась за эту мысль Надежда, словно углядев просвет в густой пелене тумана.
Но туман не рассеивался. Вопреки ожиданиям он быстро сгущался, превращаясь в грозовую тучу, — и Надю нежданно-негаданно постиг новый страшный удар: в соседнем листопрокатном цехе произошла авария — между валками стана прорвало, разнесло в куски огромный стальной лист, и все это произошло по ее вине.
В процессе проката иногда случаются удивительные курьезы. На полотне листа вдруг появляется крошечный бугорок. Под давлением валков он быстро увеличивается, пухнет, вырастает в большой