При прослушивании этой музыки мы измеряли потоотделение у испытуемых (на ладони прикреплялись электроды). В отличие от стандартных аккордов, несколько необычные их сочетания (придуманные самими композиторами) вызывали заметный рост потоотделения. Оно еще больше усиливалось при проигрывании особенно необычных аккордов. Все участники эксперимента не были музыкантами и могли зачастую лишь с трудом объяснить, в чем необычность этих последовательностей аккордов, однако потоотделение на их ладонях заметно менялось.

Поскольку мы наблюдали то же самое и в других экспериментах, можно говорить о достаточно стабильном эффекте[77]. Это значит, что он проявляется каждый раз, когда они слышат необычные аккорды (например, при смене тональности или неоправдавшихся ожиданиях). Это происходит даже в тех случаях, когда необычные гармонии или переходы в другие тональности не воспринимаются сознанием. Просто удивительно, насколько наш организм чувствителен к таким тонким гармоническим нюансам.

Чтобы музыка была по-настоящему захватывающей и интересной, необходимо удачное сочетание неуверенности и удивления. Попытайтесь как-нибудь, слушая незнакомое произведение, постоянно угадывать следующий звук мелодии или очередную гармонию, а также оценивать, насколько вы уверены или не уверены в своих предсказаниях. Лучшие результаты получатся, если вы будете мысленно подпевать мелодии, даже если она вам не знакома. Поначалу будет нелегко, но таким путем вы сможете понять, каким образом композиторы, обладающие гениальным чутьем на подобные вещи (например, Моцарт, Верди или Элтон Джон), либо оправдывают наши ожидания полностью, либо частично, либо умудряются обхитрить и тем самым приятно удивить нас. Тем не менее музыка последовательно создает ощущение неуверенности и столь же последовательно избавляет нас от него. Этим она и доставляет нам удовольствие.

Даже когда произведение нам известно и мы могли бы в принципе делать совершенно точные предсказания, наш мозг, как ни странно, по-прежнему реагирует на необычные звуки. В одном из экспериментов мы проигрывали музыкантам-любителям и людям, не имеющим отношения к музыке, фрагменты вроде симфонии Моцарта (см. рис. 2). Уже после нескольких повторений участники хорошо знали эти фрагменты, но все равно электрические реакции мозга на необычные аккорды были такими же, как и при первом прослушивании. Наши предсказания основываются на имплицитном знании, которое накапливалось на протяжении тысяч часов. Поэтому отдельные области нашего мозга непроизвольно дают предсказания для стандартных ситуаций, хотя другие области знают, что сейчас события будут развиваться по-другому. Это приводит к парадоксу: предсказания, которые делает наш мозг, противоречат нашему знанию о музыкальном произведении. Поэтому мы испытываем удивление каждый раз, даже когда помногу слушаем данный отрывок. Хотя я часто слушаю симфонию № 31 Моцарта и заранее знаю о неожиданном повороте в гармонии, она все равно вызывает в моем мозге одну и ту же реакцию.

До сих пор я говорил только о разочарованиях от несбывшихся ожиданий. Но они практически никогда не встречаются в изолированном виде. За разочарованием следует развязка. Между несбывшимися ожиданиями и облечением находится промежуточная фаза, находясь в которой, мы — опытные слушатели — знаем, что она обязательно наступит. В этой фазе мы все еще находимся в ожидании того, что будет дальше, и предвкушаем предстоящую развязку. И когда она наконец наступает, мы получаем разрядку и успокоение.

Эмоции, вызванные одной только музыкальной структурой, объединяются общим понятием музыкального напряжения. Мы ощущаем его чаще всего как некую дугу напряженности. Она начинается с построения музыкальной структуры, которая может быть более или менее стабильной (например, она воспринимается как стабильная, если мы точно знаем, где находится тональный центр). Кроме того, стабильная структура позволяет делать более или менее точные предсказания о последующих событиях и быть более или менее уверенным в их корректности. Если предсказание оказывается неправильным, мы испытываем удивление. За этим несбывшимся ожиданием следует переходная фаза, в течение которой «тонус» сохраняется — мы с любопытством ожидаем развязки и хотим ощутить спад напряжения. Развязка устраняет чувство неуверенности и напряжения, что воспринимается с удовольствием. В продолжительных композициях такие дуги напряженности искусно сплетаются и переходят одна в другую. Например, в симфонии одна дуга охватывает первую тему, другая — ее разработку. Отдельная дуга простирается на всю первую часть и еще одна — на симфонию целиком. Поэтому конец произведения, где закрываются все еще открытые дуги напряженности, становится зачастую моментом величайшей музыкальной релаксации.

Даже если вам никогда раньше не приходила в голову мысль о музыкальных дугах напряженности, отдельные части вашего мозга описывают эти дуги. Это обнаружили Мориц Лене, Мартин Рормайер и я в ходе эксперимента, в котором людям, далеким от музыки, и музыкантам-любителям демонстрировались отрывки из произведений Мендельсона (Venetianisches Gondellied, ор. 30, № 6) и Моцарта (начало второй части сонаты для фортепиано № 2)[78]. Перед участниками была поставлена задача постоянно отображать уровень испытываемого напряжения. Дуги напряженности, зафиксированные у некоторых из них при прослушивании музыки Мендельсона, показаны на рис. 3. Мы обнаружили, что эти кривые в определенные моменты имели либо восходящую, либо нисходящую направленность у всех испытуемых. Таким образом, переживание музыкального напряжения на удивление точно совпадает у самых разных людей.

Рис. 3. Вверху: дуги напряженности при прослушивании Venetianisches Gondellied («Песня венецианского гондольера») Мендельсона, ор. 30, № 6. Серые кривые представляют собой дуги напряженности отдельных участников, а черная кривая — их средние значения. Внизу: Даже если не обращать внимания на показатели напряжения, активность в латеральной орбитофронтальной коре совпадает с дугами напряженности. Когда дуга напряженности нарастает, повышается нервная активность в этой области головного мозга. Кроме того, в моменты максимального нарастания напряжения активизируется миндалевидное тело.

Кроме того, с некоторыми участниками мы проделали похожий эксперимент с использованием функциональной магнитно-резонансной томографии (фМРТ)[79]. При этом им вновь проигрывались те же произведения, но на этот раз они не указывали степень испытываемого напряжения, а просто слушали музыку. Взяв за основу среднюю дугу напряженности на рис. 3, мы идентифицировали участки мозга, активизация которых соответствовала ей. По мере возрастания или убывания дуги напряженности менялась и активность латеральной орбитофронтальной коры (рис. 3, внизу). В этой части мозга перерабатывается информация об ожиданиях и о разочаровании от несбывшихся ожиданий. Кроме того, отмечалась активизация миндалевидного тела (амигдалы), когда дуга напряжения возрастала особенно сильно (рис. 3, внизу).

Когда я впервые увидел результаты, моя радость не знала границ, поскольку амигдала представляет собой центральную структуру чувственных процессов. Это своего рода дирижер эмоционального оркестра в мозге[80]. Она способна регистрировать сигналы, являющиеся поводом для эмоциональных реакций, запускать чувства и координировать активность других структур мозга, отвечающих за эмоции. Тот факт, что музыка влияет на активность амигдалы и орбитофронтальной коры, доказывает, что она непосредственно воздействует на центральные структуры мозга, отвечающие за эмоции. Таким образом, вызываемые музыкой чувства — это