И всё-таки даже этой привязанности к Адель Тюфякин поначалу боялся. Эти ее заботы делали его зависимым. Жизнь теперь, при ней, стала так покойна, что он затруднялся бы обходиться без Адель. У него закрадывалась мысль: не вздумает ли она принуждать его к женитьбе? Такое уже бывало, даже престарелая кокетка мадемуазель Марс не раз недвусмысленно заговаривала с ним о браке. Жениться старик ни на ком не хотел, боясь, что его сведут в могилу, едва он женится. Да и привычный статус менять не хотелось. Кроме того, Адель, обретя положение законной супруги, тоже могла измениться далеко не в лучшую сторону. Но, к его удивлению, она ни на что не намекала, даже не заикалась о браке, и Тюфякин вдруг, из каких-то ее фраз, понял, что она вообще не желает брака, будь то даже не с князем, а с бразильским императором. «А она ценит свободу, эта плутовка, — с некоторым удивлением подумал он. — Не говорит об этом, но ценит. Черт возьми, мне всегда казалось, что она выбьется в люди». Вот так, после этого неожиданного открытия, у Тюфякина появились симпатия и даже нежное уважение к Адель — ибо она была необычна во всем, не по-женски душевно стойка, артистична и независима.

Это было любопытно. И именно это заслонило для старого князя все ее дурные качества. Он отлично видел их, но они его не смущали.

Мало-помалу он передал в ее руки все свои дела. Она вела бумаги, говорила с управляющим, подписывала счета, приобретая знания в этой области. Тюфякин давал ей советы и сохранял над делами некоторый контроль — так, чтобы она этого не знала, но чтобы на всякий случай иметь возможность ее проверить. И, как выяснилось, она его не обкрадывала, хотя у нее была сотня возможностей. Князь, может, и не имел бы ничего против этого. Но Адель этого не делала, напротив, она замышляла что-то иное, своё, а его хозяйством занималась ради опыта и дабы облегчить участь старого князя. Тюфякин окончательно решил, что ей можно доверять, и с той минуты Адель Эрио стала полной хозяйкой в доме на улице Берри, фактически княгиней.

Жизнь Адель была довольно приятна, но она ни на минуту не оставляла своих планов. Ей необходимо было состояние, и за него она собиралась бороться.

Внешне это никак не проявлялось. По-прежнему где-то раз в неделю к ней ездил Жиске и герцог Орлеанский. Отношения с префектом полиции были ровными и дружескими, но не откровенными.

Адель уже ничего к Жиске не чувствовала и, хотя отдавалась ему очень страстно и умело — чтобы, не дай Бог, его пыл не угас — его, умного человека, не покидало подозрение, что его просто используют, что потеряй он свой пост, их связь стала бы для Адель обременительной. С Фердинандом было иначе — с ним она встречалась охотно и даже рассказывала ему кое-что о своем прошлом. Он был единственный, кроме Тюфякина, человек, которого Адель могла бы назвать другом. Он принимал ее такой, какая она была, и, вероятно, встал бы на ее сторону, что бы она ни совершила.

От Филиппа Адель, к огромному своему счастью, не забеременела, поэтому злость ее быстро прошла. Сам же герцог Немурский, случайно встретившись с Адель в Булонском лесу; предпочел сделать вид, что всё забыл. Скрепя сердце, они помирились, и примирение стало полным после того, как Филипп, исполняя давнее полузабытое обещание, принес мадемуазель Эрио адрес Полины Мюэль, черноволосой уличной проститутки, вскочившей на стол во время офицерской оргии в Компьене. Он не знал, зачем это Адель, да ему и безразлично было.

Она же, получив этот адрес, была чрезвычайно рада. В тот же день они с Жюдит сели в коляску и направились к кварталу Нотр-Дам-де-Лоретт, знаменитому обиталищу уличных женщин, гнездившихся в убогих мансардах или публичных домах. Женщин этих называли лоретками. Не без труда разыскав квартиру Полины и поговорив с полуголой, развязной, аппетитной хозяйкой, Адель быстро пришла к соглашению, отдав проститутке сто франков.

Выходя, она с насмешливым торжеством сказала служанке:

— Ну, вот! Теперь можно сказать, уже всё улажено. Теперь у Адель Эрио будет выездной публичный дом — не правда ли, до такого еще никто не додумался? Мне кажется, господа мужчины будут в восторге.

— Почему вы решили устраивать приемы именно по четвергам? — спросила Жюдит.

Адель вслух ничего не ответила. Может, четверг — это была просто случайность. Или, может, она хотела составить конкуренцию знаменитым четвергам, которые устраивала Антуанетта де Монтрей? Мать Эдуарда, женщина, вызывавшая у Адель одну только неприязнь, имела чудесный салон.

— Я отобью их у нее, — сказала Адель вполголоса, имея в виду завсегдатаев салона графини де Монтрей мужского пола. — Им станет у нее скучно…

Для Жюдит ее слова остались загадкой.

4

— Божоле[8] у нее великолепно, — признал наконец банкир Делессер, — пожалуй, здесь, в этом доме, праздник божоле получился блистательнее, чем в любом ресторане, лучше, чем даже в Роше де Канкаль.

— Вам, как уроженцу Лиона, можно верить, — отозвался кто-то.

Шарль Дюшатель, молодой красивый депутат Палаты, в замешательстве произнес, опуская лорнет:

— У меня есть подозрение, господа, что наша очаровательная хозяйка переманила кого-то из знаменитейших поваров в Париже. Невозможно даже предположить, кто, кроме них, мог бы готовить такие ужины.

Делессер усмехнулся:

— А я вам даже скажу, чья это рука. Клянусь вам, это дело Моне — кухня точь-в-точь его, только с большим размахом.

— Но Моне служит у мадам де Монтрей, это всем известно!

— В этом-то и загадка. Но поверьте мне, я известный гурмэ[9]: только Моне мог это сделать, а уж каким способом — этого я не знаю.

Дюшатель с сожалением произнес:

— Как бы там ни было, я уверен, мадемуазель Эрио не вернет своих расходов.

— Да и на какие деньги эта шлюха устраивает такие приемы? Неужели Тюфякин до такой степени слеп?

— Господа, что за слова! — возмутился галантный Дюшатель. — Это уж ни на что не похоже. Говорить так — это даже неблагодарно…

— Черт возьми, Дюшатель, но вы же видите, чего она добивается. Дело мужской солидарности не дать ей нас околпачить — да-да, я говорю серьезно…

Единственное, в чем были все согласны — это в том, что приемы, которые уже четыре раза устраивала Адель Эрио в тюфякинском отеле, должны обходиться очень дорого. Подобное можно было встретить в роскошных ресторанах, но там за это брали деньги, а здесь гости