ЗАКОЛДОВАННЫЙ КРУГ

Морозный заиндевелый день. Патэ Тэйкка идет на лыжах по лесной дороге. Целые сутки у него не было во рту ни крошки. Он голоден, но не хочет признаться в этом даже самому себе. Разве это не смешно, не стыдно: здоровый, сильный мужчина плетется голодным, хотя готов выполнять даже самую тяжелую работу и только за кусок хлеба, чтобы быть в состоянии работать и на следующий день. Разве его желание такое уж непомерное? Ио, видно, работа и хлеб — теперь роскошь, далеко не про всех.

Патэ Тэйкке казалось и раньше, а особенно в последнее время, что он знает это. Конечно, он заметил, что лесорубов стало слишком много. Однако непосредственно его это не касалось: у него имелась работа и заработок, за обеденным столом он не был лишним. Но после расчета в его карманах оказались считанные марки. Патэ Тейкка получал больше, чем простые лесорубы, но никогда не отличался бережливостью. К тому же все, что оставалось, он высылал матери в далекую деревню. Она была батрачкой и видела в своей жизни только тяжелый труд. Лет тридцати она родила сына, как говорится, согрешила.

«Да, согрешила, — размышлял Патэ Тэйкка. — Но если мне приходится скитаться голодному по Заполярью, то это не кара святой церкви».

Он часто вспоминал мать, но в этих воспоминаниях не было особой любви и тоски по ней. В его памяти сохранилась худосочная, преждевременно состарившаяся женщина, которая после своего грехопадения находила утешение в чтении молитвенника, псалтыря и осуждении своих ближних. Такой запомнилась Патэ Тэйкке мать. И все-таки он посылал ей деньги. То ли ему хотелось доказать людям, что иногда грех молодости со временем предстает в виде хрустящих банкнот, то ли ему просто было приятно сознавать, что одна старая женщина, сидя вечерами за вязанием серого чулка, думает о нем.

Итак, Патэ Тэйкка закончил свою карьеру начальника таким же нищим, каким и начинал ее. Однако, получая расчет, он не печалился, а скорее даже радовался: его ждали свобода, новые места, новые люди, новые встречи. Ему и раньше нередко приходилось странствовать почти с пустым карманом, но его никогда не покидала бодрая уверенность, что будет день и будет пища.

Когда Патэ Тэйкка добрался до таежного села, деньги у него уже кончились. Оставались часы и еще кое-какие вещички — излишняя роскошь. Ему удалось обратить их в деньги, хотя он отдал все буквально за бесценок, как всегда случается с попавшим в беду человеком. Но Патэ Тэйкка был доволен и этим, ибо даже в том таежном селе он встретил немало людей, у которых в эти ненастные времена за душой не было ничего, кроме рабочих рук. Нелегко этим рукам ухватиться за что-то твердое, чем можно работать, и получить что-то помягче, что можно жевать. Оставалось только сжимать их в кулаки и грозить в бессильной злобе кому-то невидимому.

Все же Патэ Тэйкка считал, что его дела не совсем плохи. За несколько десятков километров к югу расположен лесоучасток, которым руководит начальник промышленного округа Пасо. Там для него, наверняка, найдется работа и хлеб хотя бы на некоторое время — знакомства и связи в этом мире вершат и большие и малые дела. Снова взять в руки пилу и топор, после того, как ты побывал в начальниках, — это, конечно, шаг назад, но шагать приходится туда, куда можно ступить.

И вот через несколько дней Патэ Тэйкка оказался перед начальником округа. Пасо жевал табак и брюзжал:

— Докатились, значит! Я-то думал сделать из тебя человека, а ты опять волком рыщешь. Я ведь тебя подсадил на сук, а у тебя не хватило силенок удержаться на нем…

— Сук был гнилой! Да и черт с ним. Что было, то прошло. Наверное, у тебя участок не так уж здорово забит людьми, чтобы не вместить еще одного человека?

— А ты не шутишь, просясь на работу? Уж если ты устроил себе расчет, то, наверное, предусмотрел, что сможешь прожить без работы несколько месяцев или даже лет.

— Нет, не предусматривал. Между мной и голодом осталось немного дней.

— Я не могу принять тебя на работу. И чтобы ты напрасно не упрашивал, скажу: получено указание не подпускать тебя даже близко к лесоучасткам. Ты подмочил свою репутацию. Расскажи-ка лучше, что у тебя там стряслось.

Патэ Тэйкка рассказал в нескольких словах.

— Сумасбродство, — сказал Пасо. — Человек не видит дальше своего носа. Даже более благородные устремления не смогли изменить этот мир. Зато ты теперь можешь ходить на лыжах в свое удовольствие и подтягивать брюхо.

Теперь Патэ Тэйкка поверил, что можно оказаться в лыжном походе с пустым брюхом и не знать, где финиш.

Вначале он хотел спуститься в низовье, в лесопромышленный город, поближе к людям. Там можно будет возбудить дело против компании и восстановить свои права на сооружения на Рантакоски. Но есть ли смысл затевать тяжбу? Чем он докажет свои права? Ведь ему ничего и не обещали. Судебная волокита потребует сил и средств, которых у него нет. Кроме того, ему неприятно даже вспоминать об этом изобретении. Нет, он не станет кланяться и просить милостыню у компании.

Итак, первый план был отклонен. Там, в этих больших деревнях, для него не нашлось бы места. Если там даже имеется какая-то работа, то есть и люди на этой работе, а кроме них — сотни безработных, голодных. Он только пополнил бы их ряды. Шатаясь голодным по местам, где еды хоть завались, он чувствовал бы себя полным ничтожеством. Пышные караваи хлеба и красные головки сыра в витринах магазинов только дразнили бы его.

Голодный, одетый в рубище, он видел бы там современную роскошь, средства передвижения и связи, различные способы убивать время, а его голову сверлили бы слишком беспокойные мысли: ведь все это создано человеком, но, видимо, люди не способны производить столько пищи, чтобы ее хватало всем. Вернее, производить-то способны, но не могут донести ее до каждого рта. Тысячи ртов жаждут хлеба, в сотнях животов слышно недовольное урчание, а за витринами горы пищи ждут не дождутся едоков-покупателей. Да, там бы он чувствовал себя словно в заколдованном царстве: голодный человек видит много еды, но взять ее не может.

Казалось, лучше, естественнее терпеть голод и холод здесь, в тайге. Можно утешаться хотя бы тем, что здесь нет ничего съедобного вокруг только леса да необозримые снежные пустыни. Но среди лесов и снегов голова все равно не давала покоя. В ней