Шрифт:
Закладка:
Распоряжение ленсмана означало, что вывозку леса с дальних делянок придется прекратить. Два рейса. Это значило, что либо возчик, либо лошадь должны научиться жить без пищи. Один из возчиков спросил, не может ли ленсман от имени властей найти какой-нибудь выход из создавшегося положения.
— Не могу. Моя обязанность в данном случае следить, чтобы лошадей не истязали непосильной работой. И это я делаю не с удовольствием, а с сожалением.
— Мы тоже вынуждены с сожалением сообщить, что здесь нам представлено только два удовольствия: голодать да работать. А этого у нас и дома хватает, во всяком случае голода.
Патэ Тэйкка позвонил в контору компании, что ленсман ограничил количество рейсов на длинные расстояния и что возчики собираются разъехаться по домам. Следует ли их задерживать?
Разговор был долгим. Договорились на том, что Патэ Тэйкка уговорит людей остаться еще на несколько дней, а контора компании направит человека ознакомиться с создавшимся положением.
Советник лесопромышленной компании Берг сидел в конторе главного барака напротив Патэ Тэйкки. Это был человек уже далеко немолодой. Его волосы поредели и отступили назад от лба и висков. Патэ Тэйкке казалось, что в этом человеке не меньше леденящего холода, чем лютой зимой в промерзшей земле, в которой даже после жаркого костра железный лом способен выдолбить всего лишь маленькую лунку.
— Значит, вы сами намекнули ленсману, что властям следовало бы вмешаться в дела компании на лесных делянках? Это несколько странно, не лояльное по отношению к компании поведение…
Патэ Тэйкка почувствовал себя беспомощным перед этим человеком. Он собирался выложить ему всю правду и заранее подобрал выражения, а теперь все заготовленные слова показались ему жалкими и смешными. Он долго молчал.
Керосиновая лампа освещала неоструганную поверхность стола, бумаги, телефон. У Патэ Тэйкки мелькнула мысль, что телефон — это нерв в гигантском теле лесопромышленной компании. Через него прошел сигнал, и вот перед ним сидит этот светловолосый спокойный чиновник, как сгусток белых кровяных шариков, которые изгоняют из организма компании его разложившийся и ставший помехой шарик.
За перегородкой, где жили рабочие, на губной гармошке играли «Цветок асфальта». Наконец Патэ Тэйкка заговорил:
— Мой поступок может показаться странным. Но не станете же вы отрицать, что у властей действительно было основание сказать свое слово о здешних делах. А кроме того, мне кажется, что в деятельности компании не должно быть ничего такого, что следует скрывать и прятать под сенью леса.
— Конечно, нет. Но все это очень относительные понятия. Истязание животных, к примеру, невозможно зафиксировать никакими цифрами или единицами измерения. Такие определения основываются на эмоциях. В мире очень много всяких идей. Чего только я о них не наслышан. Но я не стану их оспаривать. Идеи хороши, пока они остаются идеями. А вот претворение этих идей в жизнь — это проблема…
— Если бы вы, господин советник, понаблюдали неделю-другую за вывозкой, вы без всяких безменов и метров убедились бы, что это далеко не отрадное зрелище.
— Не спорю. Всем достается. Но что могу сделать я? Или вы? Вы, очевидно, хотели улучшить положение рабочих? Чего вы достигли? Подумайте. Стало ли легче лошадям, рабочим, компании от того, что работы прекратились? Наше предприятие, конечно, не золотое дно, но это не наша вина. Однако мы до сих пор даем работу и хлеб тысячам людей — это факт. Чтобы они делали без нас? Были бы безработными, жили бы на пособие, как какие-нибудь калеки.
— Это верно. Но вы же понимаете, в каком трудном положении я оказался. Тут поневоле будешь смотреть на вещи и с другой стороны.
— Да, вы рассматриваете вещи слишком разносторонне. Очевидно, вы не на правильном пути. И сами вы признаете свое положение трудным. Мы не можем утруждать вас. Я думаю, нам следует пока что освободить вас от работы. Не только из-за этого инцидента. Издержки производства на вашем участке выше, чем на других, например, на Муставаарском.
— Возможно. Только я маневрировал расценками лишь в пределах предоставленных мастеру по трудовому соглашению, которое было подписано осенью.
— О, да! То-то и видно, что вы маневрировали, или вы просто платили высшую ставку, которую вам разрешено выплачивать только в исключительно трудных условиях работы. Неужели на вашем участке все время встречаются исключительные трудности, которых избегают на других участках?
— Я не знаю, насколько изворотливы ваши мастера на других участках и как они избегают трудностей, однако на этом участке главную трудность для рабочих представляют низкие расценки. Поэтому я платил столько, сколько имел право, и если компания потерпела из-за меня убыток в несколько пенни, то она же имела от меня и прибыль, исчисляющуюся марками… Сооружения на Рантакоски…
— Это разные вещи. Оставим и эту историю с расценками, поскольку продукция вашего участка, насколько я успел заметить, хорошего качества. Речь идет об окончательном расчете.
Советник Берг сидел с пером в руке. Теперь он напоминал Патэ Тэйкке цифру, аккуратно написанную солидную восьмерку. Его освещенные лампой пухлые руки лежали на бумагах. Поблескивала черная поверхность телефона. Гармошка за перегородкой умолкла. Там уже спали. А советник компании Берг и Патэ Тэйкка составляли окончательный расчет в конторке лесоучастка. Под потолком клубился табачный дым. Перо в руках советника поскрипывало. Время от времени они перекидывались репликами.
— Вы, кажется, не скупились на авансы. Придется удержать.
Оказалось, что причитающаяся Патэ Тэйкке зарплата почти полностью пошла на погашение этих расходов.
Было уже за полночь, когда Патэ Тэйкка в последний раз вывел свою роспись на документах компании.
— Итак, с завтрашнего утра вы свободны от работы в компании. Вы еще молоды и убедитесь в том, что мир нужно принимать таким, какой он есть. Возможно, тогда мы сможем работать вместе. А если вы были как-то причастны к сооружениям на Рантакоски, то отстаивайте свои права. Мне об этом ничего не известно.
— Существует только одно право — право сильного. А в этом деле сила на стороне компании.
Они легли спать. Патэ Тэйкка в последний раз растянулся на постели мастера участка.
Утром он зашел попрощаться в барак к рабочим.
— Ну, прощай, Пастор, я вылетел… Посмотрим, как другие, ослабят ли они гайки.
— Похоже на то. Советник, говорят, поднял немного расценки за вывозку на длинные расстояния.
— Хорошо! Скажите мне за это спасибо, каким бы я там ни был.
Он закинул за плечи рюкзак, встал на лыжи и направился в