et la politique de ces Pères — «Письма, написанные Луи де Монтальтом» (вымышленное имя) «другу-провинциалу и преподобным отцам-иезуитам, об их этике и политике». Схема была хитроумной: она выдавала себя за сообщение парижанина другу в провинции о моральных и теологических проблемах, волновавших тогда интеллектуальные и религиозные круги столицы. Арно и Николь помогали Паскалю с фактами и ссылками; Паскаль, сочетая пыл новообращенного с остроумием и блеском человека из мира, обеспечил стиль, который достиг нового уровня во французской прозе.

Первые письма были направлены на поддержку общественностью янсенистских взглядов на благодать и спасение, которые отстаивал Арно; они были призваны повлиять на Сорбонну против предложения об исключении Арно. Это им не удалось; Арно был торжественно разжалован и исключен (31 января). Неудача побудила Паскаля и Арно напасть на иезуитов как на людей, подрывающих нравственность распущенностью своих исповедников и лазейками в их казуистике. Они исследовали книги Эскобара и других иезуитов и осудили доктрины «вероятностного подхода», «направления намерения» и «мысленной оговорки»; осуждалось даже приспособление иезуитами-миссионерами христианской теологии к китайскому культу предков 29- хотя в них не было прямого обвинения в том, что иезуиты оправдывали средства целями. По мере того как письма продолжались, и Арно раскрывал Паскалю все больше и больше казуистики Эскобара, страсть новообращенного росла. После десятого письма он отказался от фикции парижанина, пишущего провинциалу; теперь он говорил от своего лица и обращался к иезуитам напрямую, с возмущенным красноречием и саркастическим остроумием. Иногда на написание одного письма у него уходило двадцать дней, а затем он спешил отдать его в типографию, чтобы интерес публики не угас. Он дал уникальное извинение за длину письма XVI: «У меня не было времени сделать его короче». 30 В восемнадцатом и последнем письме (24 марта 1657 года) он бросил вызов самому Папе. Александр VII издал (16 октября 1656 года) очередное осуждение янсенизма; Паскаль напомнил своим читателям, что папский суд может ошибиться, как (по его мнению) это произошло в случае с Галилеем. 31 Папа осудил письма (6 сентября 1657 года), но вся образованная Франция их читала.

Были ли они справедливы по отношению к иезуитам? Правильно ли цитируются отрывки из произведений иезуитов? «Совершенно верно, — говорит один ученый рационалист, — что уточняющие фразы иногда были неправильно опущены, несколько фраз были неправильно переведены, а сжатие длинных отрывков в короткие предложения в нескольких случаях имело эффект несправедливости»; но, добавляет он, «эти случаи относительно немногочисленны и несущественны»; 32 и в настоящее время общая точность отрывков признана. 33 Следует, однако, признать, что Паскаль вырвал из контекста наиболее тревожные и сомнительные места некоторых казуистов и привел часть публики к преувеличенному мнению, что эти юристы-богословы замышляют разрушить мораль христианства. Вольтер высоко оценил превосходство «Писем» как литературы, но считал, что «вся книга покоится на ложном основании. Автор искусно приписал всему Обществу экстравагантные идеи нескольких испанских и фламандских иезуитов». 34 от которых отличались многие другие иезуиты. Д'Алембер сожалел, что Паскаль не высмеял и янсенистов, ведь «шокирующая доктрина Янсена и Сен-Сирана давала не меньше поводов для насмешек, чем податливая доктрина Молины, Тамбурина и Васкеса» 35. 35

Влияние «Письма» было огромным. Они не привели к немедленному ослаблению власти иезуитов — конечно, не в отношении короля, — но они настолько пристыдили эксцессы казуистов, что сам Александр VII, продолжая выступать против янсенизма, осудил «лаксизм» и приказал пересмотреть казуистические тексты (1665–66 гг.). 36 Именно «Письма» придали слову «казуистика» оттенок хитроумных тонкостей, защищающих неправильные действия или идеи. Тем временем во французской литературе появился шедевр стиля. Казалось, будто Вольтер жил за столетие до него — ведь здесь были и задорное остроумие, и резкая ирония, и скептический юмор, и страстная инвектива Вольтера, а в поздних письмах — та теплая обида на несправедливость, которая избавила Вольтера от статуса энциклопедии персифляжа. Сам Вольтер назвал «Письма» «лучшей книгой из всех, что были написаны во Франции»; 37 а самый проницательный и разборчивый из всех критиков считал, что Паскаль «изобрел прекрасную прозу во Франции». 38 Боссюэ, когда его спросили, какую книгу он предпочел бы написать, если бы не написал свою собственную, ответил: «Провинциальные письма Паскаля». 39

3. В защиту веры

Паскаль вернулся в Париж в 1656 году, чтобы проконтролировать публикацию «Писем», и прожил там все оставшиеся шесть лет. Он не оставил мир; в год своей смерти он участвовал в организации регулярного автобусного сообщения в столице — зародыша нынешней сети омнибусов. Но произошли два события, которые возродили его благочестие и привели к его кульминационному вкладу в литературу и религию. 15 марта 1657 года иезуиты добились от королевы-матери приказа закрыть школы солитеров и запретить прием новых членов в Порт-Рояль. Приказ был мирно исполнен; детей, среди которых теперь был и Расин, разослали по домам друзей, а учителя с грустью разошлись по домам. Девять дней спустя (дата последнего из «Провинциальных писем») в часовне беспокойного женского монастыря произошло явное чудо. Десятилетняя племянница Паскаля, Маргарита Перье, страдала от болезненного лахримального свища, который источал шумный гной через глаза и нос. Родственник мадам Анжелики подарил Порт-Роялю то, что, по его словам, было шипом из короны, которым мучили Христа. 24 марта монахини в торжественной обстановке и с пением псалмов положили шип на алтарь. Каждая по очереди целовала реликвию, а одна из них, увидев Маргариту среди молящихся, взяла шип и прикоснулась им к больному месту девушки. Вечером Маргарита с удивлением отметила, что глаз больше не болит; ее мать была поражена, не обнаружив никаких признаков свища; вызванный врач сообщил, что выделения и припухлость исчезли. Он, а не монахини, распространил информацию о том, что он назвал чудесным исцелением. Семь других врачей, ранее знавших о свище Маргариты, подписались под заявлением, что, по их мнению, произошло чудо. Епархиальные чиновники провели расследование, пришли к такому же выводу и разрешили провести мессу Te Deum в Порт-Рояле. Толпы верующих пришли посмотреть и поцеловать шип; весь католический Париж признал чудо; королева-мать приказала прекратить все преследования монахинь; солитарки вернулись в Ле-Гранж. (В 1728 году папа Бенедикт XIII сослался на этот случай как на доказательство того, что век чудес не прошел). Паскаль сделал себе гербовую эмблему в виде глаза, окруженного терновым венцом, с надписью Scio cui credidi- «Я знаю, кому я поверил». 40

Теперь он решил написать в качестве своего последнего завещания тщательно продуманную защиту религиозной веры. Все,