Шрифт:
Закладка:
— Он не умеет служить, — уже куда спокойнее ответил Тони. — Он волк.
— Был волк, да весь вышел. Теперь он Собачий Пастух, воин и охранник наших земель.
Тони задумался.
— Круто. Только через десять лет он освободится, и что тогда?
— Надеюсь, он повзрослеет и успокоится настолько, что совладает со своей свободой.
Тони лишь покачал головой каким-то своим мыслям. А я постаралась объяснить, отчего простила Седрика:
— Легко судить, легко убить, но смерть divinitas — это такое… такое… Описать это невозможно.
— Знаешь, смерть близкого человека — тоже такая херня, которую не описать, — ответил Тони.
— Если смерть преждевременна. А если это достойный уход на склоне лет, то это не ужасно, это закономерно.
— Что мы для вас? — тихо, но настойчиво спросил Тони. — Собачки, которых вы закапываете на лужайке, поливая слезами холм, а через неделю заводите щенка, потому что скучно и привыкли с кем-то возиться?
— Я не знаю, Тони, — честно ответила я. — Ты так уверен в том, что захочешь всю свою жизнь прожить с Ники?
— Да, — твёрдо отрезал он. И я невольно прониклась уважением к этой уверенности.
— Если ваши души сплетутся, то перестанет иметь значение, сколько лет вы будете вместе и что случится после твоей смерти. Она всегда будет с тобой. Ты станешь её частью, твои мысли и чувства она будет считать своими. А весна каждый год будет напоминать о том, что ты был — и каким ты был… Даже если в её жизни появится новая любовь, это не отделит её от тебя, потому что вы уже навсегда вместе и этого не изменить.
Тони молчал, и я молчала, каждый думал о своём.
— Пати, нам предстоит драка, а мы болтаем не пойми о чём, — вдруг выдал он.
— Предлагаешь обмениваться плоскими шуточками, как в фильмах?
Он хмыкнул.
— Ты и плоские шуточки живёте на разных планетах. Что мы будем делать, когда приедем?
— Я восстановлю связь с Шоном. Если окажется, что ему худо, — заберу Стилет у Кении и пойду к вампам. Ты будешь в резерве. Если мне по-настоящему потребуется помощь, я тебя позову, но надеюсь, ты лишь вытащишь нас с Шоном оттуда. Потом, когда всё кончится.
— Думаешь, ты одна справишься с такой толпой трупаков.
— Я справилась с Оптимусом.
— Мы справились.
— Да, мы вместе с ним справились. Но его атаку тьмой и смертью отбила я. Если я выжгла такое, то выжечь вампов я тоже смогу.
— А Эта Штука не помешает?
— Стилет не против Злого Солнца, он за смерти. И окончательные смерти вампов ему по вкусу. А ещё я нужна Стилету живой, так что он не захочет подвести меня.
— Жуть. Я не хочу отпускать тебя одну.
— А я не хочу, чтобы тебя убили. Твоё спокойствие, наглость и везение в данном случае не спасут. А вот когда мы с Шоном всех перебьём, то, боюсь, на ногах уже держаться не сможем.
— Ага, где стояли, там уснули, знаем. Ладно, за неимением лучшего, такой план действий пока принимается. Но ты этого Бромиаса никак не учитываешь.
— А что его учитывать? Если он предатель, то сам с пути уберётся: видел, как Стилет работает. Если на нашей стороне, то поможет вампов упокаивать.
— А вдруг обманет, зайдёт за спину?
Я подумала.
— Заставлю сразу поклясться, как увижу.
Оборотень согласно кивнул.
Большую часть времени мы ехали молча, иногда Тони задавал вопрос-другой, иногда что-то предлагал. А я вслушивалась в себя. Не было у меня предчувствия беды, не было предчувствия драки, как непосредственно перед Аукционом, и меня это успокаивало. Я знала, что Шон жив, а раз нам не придётся драться, значит, он не натворит глупостей, думала я.
Тони выбрал тёмный переулок недалеко от гнезда вампов — кинотеатра. Мы затаились, не включая даже свет в машине. Я аккуратно, словно разгребая камни после обвала в туннеле, начала восстанавливать нашу связь с Шоном. Но не только я меняюсь и расту над собой, мой названый брат ухитрился так закрыться, что я не слышала ни мыслей, ни чувств. Зато чётко знала, где он, ощущала-видела, словно маяк. Меня такое мастерство и злило, и восхищало.
— Я изменилась, Седрик изменился, Шон-зараза filius numinis, всё крутеет и крутеет, — бухтела я. — Хоть кто-нибудь остаётся неизменным?
— Фрешит меняется, — словно сам себе ответил Тони, — Седрик сильно на него влияет. Кстати, наш центровой трупак стал меньше вонять, готов спорить на левое ухо.
— Твое ухо в безопасности, — пробурчала я, — Франс теперь пытается чтить равновесие и действительно стал чуть менее мерзким, чем раньше.
— Я тоже не знаю ни одного нелюдя, который остался бы прежним за последние полгода… — задумчиво произнёс Тони. — Разве что свободная стая…
Мы ждали. Четыре ночи. Пять утра. Предрассветный сумрак…
Вдруг Шон вспыхнул, его «маяк» полыхнул, и даже Тони встрепенулся, почувствовав что-то.
— Чери…
— Вспыхнул, — мрачно сказала я. — Началось. Я пошла.
— Стой, хозяйка, стой! Рано.
— Тони! Да иди ты! Кения, отдай Стилет! — я встала в кресле на колени и обернулась назад.
Но фамилиар, до этого мирно дрыхнувший на заднем сиденье, вдруг ловко спрятался за наголовниками, прижавшись к заднему стеклу.
— Кения⁈ — удивилась я настолько, что забыла разозлиться.
Он только виновато мявкнул в ответ.
— Мне что, выйти из машины и ловить тебя? Ты вообще-то мой фамилиар!
В ответ кот выдал душераздирающий жалобный звук, разрыдался прямо.
— Э-э, похоже, ты ему делаешь больно, — осторожно заметил Тони.
— Он мой фамилиар, он обязан меня слушаться!
— Ну, может, он лучше знает, — еле слышно, как бы сам себе пробурчал оборотень.
— Да что ты говоришь⁉ Фамилиар лучше знает!
Кот рыдал не переставая…
И тут до меня дошло, что мой любимый, тихий и послушный котик — не только мой фамилиар. Как Кисс я создала с Лианом, так Кению создавала вместе со Стражем. У меня тогда было очень мало сил, и Страж поделился, а значит…
— Да не вой ты! — в досаде бросила я, и кот заткнулся, навострив уши.
— Часто с ним видишься?
