— А что, если я не смогу с этим справиться? — Я посмотрела на него, пронзая своим умоляющим взглядом. Он просто пожал плечами.

— У тебя нет выбора. — Я сжала губы в тонкую линию, когда мы шли по широкому коридору, стены которого были увешаны темно-синими гобеленами. Несколько бюстов были установлены в беспорядке, но сейчас мне не хотелось восхищаться этим искусством. — Пойдем, я хочу тебе кое-что показать. — Он сделал движение головой в другом направлении, и я без возражений последовала за ним.

Калеб вел меня по бесконечным коридорам. Однако нам не разрешалось использовать нашу вампирскую скорость, потому что кто-то мог наблюдать за нами издалека.

Мы остановились у деревянной двери. — Еще несколько этажей вверх, и мы будем на месте, — сказал он, прежде чем сорвать дверь с петель. Перед нами была узкая винтовая лестница, едва достаточная для одного человека.

Он быстро огляделся, а затем побежал вперед со своей сверхъестественной скоростью, его фигура казалась размытым пятном на фоне каменной стены. Было так темно, что человек вряд ли бы что-нибудь разглядел, но с моими новыми глазами я могла прекрасно разглядеть каждую крутую лестницу. Мы продолжали бежать вверх, пока, наконец, перед нами не появилась маленькая дверь.

Калеб умело отпер ее, и я последовала за ним наверх. Перед нами открылось захватывающее дух зрелище.

Когда я стояла на вершине стен академии, мир передо мной расстилался подобно гобелену, сотканному из осенних красок. Деревья в близлежащих лесах переливались оттенками золота, малины и меди, их листья мягко шелестели на прохладном ветерке, который ласкал вашу кожу.

Леса и сады, кажется, нашептывают секреты, как будто они хранят тайны, которые могут знать только деревья и цветы.

Подо мной раскинулся раскидистый сад, пышный и зеленеющий, симфония зелени, голубого и пурпурного цветов. Цветы все еще были в полном цвету, каждый из них представлял собой изящное произведение искусства, каждый лепесток — мазок кисти на мастерски выполненной картине. Солнечный свет лился на них, окутывая теплым светом, который, казалось, заставлял их светиться изнутри.

Тишину в воздухе нарушал только шелест листьев и редкое щебетание птицы, и мне казалось, что мир замедлился, чтобы позволить мне по-настоящему оценить его чудеса.

Воздух был напоен ароматом земли и цветов, пьянящим ароматом, который заставлял вас чувствовать себя так, словно вас заключили в мягкие, теплые объятия. Вы могли чувствовать солнечные лучи на своем лице, как будто это был давно потерянный друг, пришедший в гости, и вы грелись в его нежном тепле.

Вдалеке река петляла по сельской местности, переливаясь на солнце серебряной лентой.

Это было место тишины и умиротворения, убежище от суеты и шума потустороннего мира. Вам показалось, что вы попали в сон, и на мгновение вам захотелось просто стоять там и впитывать все это.

Красота всего этого была ошеломляющей, и я обнаружила, что потерялась в мире красок и ароматов, солнечного света и нежного бриза.

Калеб указал на место на крыше, где мы могли бы безопасно присесть, и я последовала его молчаливому приглашению.

— Лейла, Ной и я часто бывали здесь, особенно в начале. Когда внизу нам становилось не по себе, мы приходили сюда и оставались одни. — Я посмотрела ему в глаза и кивнула, все еще загипнотизированная открывшимся видом.

— Это великолепно, просто невероятно, но как этот вид поможет мне справиться с моими проблемами? — Я приподняла бровь.

— Это не так. Я просто пытался заставить тебя улыбнуться. Вот для чего нужны друзья. — У меня было сильное предчувствие, что Лейла послала его, потому что он тоже был обращен. Я мало что знала о его прошлом. Он был довольно скрытным, и я никогда не хотела переходить черту. Но теперь я чувствовала себя глупо, потому что почти ничего о нем не знала.

— На что это было похоже для тебя тогда? Как ты стал вампиром? — наконец спросила я, уставившись на свои ногти. Он прочистил горло.

— У нас с Лейлой… сложное прошлое. Ее старший брат был моим лучшим другом. В какой-то момент я познакомился с ней через него и с тех пор не мог думать ни о чем другом. Я знал, что у нас не будет будущего, но я все равно влюбился.

Он смотрел куда-то вдаль, его мысли были совершенно где-то далеко. — Ее брат избил меня до полусмерти, когда узнал о нас. Его младшая сестра и человек. Это было позором для его семьи, — усмехнулся Калеб.

— Мы встречались тайно, а потом, в какой-то момент, я узнал обо всей этой истории с вампирами. Ты можешь себе представить, как я отреагировал. — Я кивнула. — После этого произошло много дерьма, и через несколько месяцев это случилось. — Он пожал плечами и откинулся назад, но я заглянула за маску. Это было почти так, как если бы он не по своей воле стал тем, кем был сейчас.

— Когда ее родители узнали, что она натворила, она была лишена наследства и почти полностью отрезана от своей семьи. Они почти не разговаривают друг с другом, но Лейле лучше рассказать тебе эту часть. — Я знала, что у нее не были хорошие отношения со своей семьей, хотя она всегда хорошо отзывалась о своем брате. Несмотря ни на что, она все еще любила его. — Это был позор — любить человека. Но еще больший позор — быть с обращенным вампиром. В их глазах мы слабы, и нет ничего, что они презирают больше, чем слабость.

— Да, слышала, что они невысокого мнения о нас, — сказала я с горечью. Калеб кивнул.

— Представь, каково это, должно быть, было — недавно обратившаяся, твоя любимая была отвергнута своей семьей и теперь тоже должна беспокоиться о тебе. Ты не можешь контролировать себя, всего слишком много. У тебя даже нет дома, ни друзей, ничего.

Мой взгляд был прикован к Калебу, и я увидела темноту в его глазах, печаль о том, что он потерял. — Но у меня была Лейла, и это все, что мне было нужно. Она всегда будет моим домом, моим другом, моей семьей. — Я сдерживала слезы, потрясенная глубиной их отношений. Он отдал свою жизнь ради нее, ради вечности, проведенной с ней.

— Вначале я долгое время был другим, провалился в глубокую яму, из которой Лейла не могла мне помочь выбраться. Я взбунтовался, выплеснул на нее все те отвратительные вещи, которые на самом деле испытывал по отношению к себе. Я винил ее в своих страданиях, а она приняла все это на себя, позволила всему этому захлестнуть себя. Даже своему врагу я