В разрядной записи 1550 г. о поездке во Владимир Ивана IV Дмитрий Семенович Шестунов был записан в рубрике «князья Ерославские». Его имя отсутствует в аналогичных рубриках Тысячной книги и Дворовой тетради. Здесь Д. С. Шестунов числился по Ростову. Позднее в боярском списке 1588/89 г. среди князей Ярославских упоминался его сын Иван[205].

Многие современные Тысячной книги и Дворовой тетради источники при упоминании представителей рассматриваемых княжеских родов ограничивались чисто генеалогическими характеристиками. А. М. Курбский, сам служивший в свое время в составе родовой корпорации, специально подчеркивал происхождение многочисленных жертв Ивана Грозного. При этом он не делал разницы между различными представителями рода князей Ярославских. К княжатам Смоленским и Ярославским он причислял как Аленкиных, Прозоровских, Ушатых, Шаховских, так и Львовых и Кубенских[206].

То же правило наблюдается в практике использования родовых приставок. Почти все князья Оболенские, Ростовские, Суздальские, Мосальские, многие из князей Ярославских и Стародубских добавляли к своим фамилиям названия их бывших княжеств. Часто эти пышные родовые приставки не совпадали с реальным землевладением их носителей. Князьями Ярославскими называли себя, в частности, князья Охлябинины и Шестуновы[207].

Серьезные изменения произошли и в определении принципов родового старшинства. Вполне вероятно, что сам порядок имен в княжеских списках был не случаен. Уже говорилось о наличии «княжеских» частей в составе отдельных рубрик Дворовой тетради. С еще большей очевидностью прослеживается в них наличие подобных «боярских» частей. Как правило, в начале каждой отдельной территориальной рубрики записывались лица, имевшие в силу своего происхождения и имевшихся прецедентов службы основания для попадания в Боярскую думу, что соответствовало чиновно-иерархической структуре этого документа. Стоит предположить, что аналогичным образом дело обстояло и в случае с княжескими списками.

Применительно к источникам середины XVI в., в отличие от более поздних десятилетий[208], вопрос о закономерностях расположения имен рассматривался в исторической литературе в целом достаточно поверхностно. Более или менее подробно останавливалась на нем, пожалуй, только М. Е. Бычкова, сопоставившая Тысячную книгу и Дворовую тетрадь с различными редакциями родословных книг. Эта исследовательница в итоге пришла к выводу об общей хаотичности расположения имен в Дворовой тетради. По ее мнению, система родового старшинства в середине XVI в. еще не сложилась окончательно и не играла серьезной роли в вопросе службы[209].

В действительности это мнение было основано на недостаточно глубоком изучении внутренней структуры этого источника, который имел широкое делопроизводственное хождение на протяжении 1550-х гг. Во многих случаях записи в нем определяли последующие кадровые назначения.

Сложность работы с Дворовой тетрадью заключается в значительном числе приписок. Далеко не всегда удается отделить их от первоначального ядра. Достаточно легко определить дополнения в нижних частях каждой рубрики, где помещались недавние новики и выходцы из других корпораций. Они записывались в хронологическом порядке в зависимости от времени их появления здесь. В этом ряду находились, например, недавние новгородские выходцы князья Ф. Ю. Глазатый и М. Ю. Кривонос Оболенские[210], В. В. Волк Приимков, а также упомянутые князья Г. Кожан, А. и С. Ерш Щетинины. Сложнее обстоит дело с приписками в основном тексте. Выявлять их приходится исходя из пофамильной логики построения Дворовой тетради, с привлечением известных биографических данных.

В списке князей Оболенских между именами представителей фамилии Тростенских были вписаны Василий Меньшого Кашин, Роман Лыков, Федор Пенинский и Василий Борисов Константинов. Целая группа новиков из знатных фамилий присутствовала в верхней части рубрики. Среди них были Александр Ярославов, Иван Хорхора Золотого, Владимир и Юрий Курлятевы, а также Андрей Репнин. Никто из них не был известен Тысячной книге, не говоря уже о более ранних источниках. Все они служили уже в последующие десятилетия[211].

У князей Ярославских среди имен Засекиных был вписан князь Михаил Львов Зубатого, а между Сицкими – Петр Деев. Оба они были единственными представителями своих фамилий среди остальных членов этого рода.

Рубрика князей Оболенских в Дворовой тетради, в ее реконструируемом виде, распадается на две основные части. В первой части, заканчивающейся после имени князя А. В. Репнина, имена располагались без учета пофамильного родства. Все упомянутые здесь лица составляли «цвет» корпорации, были известны разрядным книгам и нередко назначались воеводами и наместниками[212]. Во второй части друг за другом были перечислены князья Долгоруковы, Тростенские и Щербатовы, которые принадлежали к младшей ветви Оболенских и невысоко котировались в служебном отношении. Их положение внутри родовой корпорации было сопоставимо с положением рядовых дворовых детей в других рубриках Дворовой тетради. Следует отметить, что в этой группе отсутствовал О. Т. Тростенский, пожалуй, наиболее заслуженный представитель своей фамилии. Он был записан в первой части рубрики князей Оболенских. Вероятно, при этом были приняты во внимание именно его выдающиеся служебные заслуги[213].

Наибольший интерес вызывает первая часть рубрики. Расположенные в ней имена также подразделяются на две группы. В первую входили князья Андрей Ногтев, Петр Данилов и Дмитрий Шевырев Щепины, Иван Стригин, Михаил и Юрий Репнины, Дмитрий Овчинин и Самсон Туренин. Во вторую – Иван Горенский, Иван и Федор Кашины, а также уже названный О. Т. Тростенский.