людей. Человек идёт, видит: пенсионер упал, бежит помогать, подаёт ему руку, а тот вырывает у этого человека кусок кожи. Прилипшая кожа на нём гниёт. Так Погостник питается! И ещё он может предсказать дату смерти.

Я не спорил. Я не говорил, что все эти истории ерунда. Я всё видел и теперь знал, для кого стоят эти бесплатные киоски.

Когда меня выписали, родители какое-то время строго за мной следили. Прятали ключи на ночь, чтобы я не сбегал из дома. Не хотели видеть со мой Юрку, стали считать его заводилой.

Гулять не запрещали, но предупреждали, чтобы я на улице не задерживался. Меня теперь не нужно было загонять домой по вечерам. Я торопился, чтобы успеть в свой двор до того, как сядет солнце.

Теперь на мне словно висело проклятье. С наступлением темноты я неизбежно забредал на «тайные улицы», где дома стояли спинами. Даже гуляя знакомыми маршрутами, я оказывался там.

Я видел киоски, где было полным-полно книг, палатки с игрушками, где были какие хочешь электронные игры: «Ну, погоди!», «Морская атака», «Космический полёт». Я видел ларьки с мороженым. Там всегда работали хорошие люди, молодые, приветливые ребята и девушки. Они были готовы дать мне всё, что я попрошу, и бесплатно! Но я никогда ничего не брал.

Я встречал на этих улицах странных людей. Видел человека без головы и женщину, которая в жару шла в шубе и в меховой шапке, видел сухого старика, одетого в старинную школьную форму. Все они пытались со мной заговорить. Спрашивали разное.

Однажды, оказавшись на «тайной улице», я увидел девушку лет двадцати. Она была редкой красоты – таких можно увидеть только в журналах или в кино. Только у неё были синие губы и голубая кожа, а когда она шла, раздавался ледяной треск – у неё лужи замерзали под ногами[33].

Она приблизилась, и меня овеяло холодом. Девушка посмотрела мне в глаза и сказала: «Какой славный ребёнок! Дай щёку, я тебя поцелую».

Я убежал со всех ног. Я всегда убегал от этих нелюдей.

С Юркой мы встретились во дворе только в начале августа. Я хотел извиниться, что нарочно избегал встречи с ним, потому что не хотел проблем с родителями, да и вообще на душе было тяжело.

Мой друг и не думал на меня злиться.

– Смотри, что покажу. – Юрка задрал рукав олимпийки, у него на руке были серебристые часы. – Они ходят задом наперёд, но время показывают правильное. А ещё вот так руками закрой циферблат и посмотри… У них стрелки в темноте светятся!

– Они из ларька, что ли? – я встревожился.

– Ну да, а откуда ещё? – Юрка улыбнулся.

– Я слышал, что такие часы могут быть опасны для здоровья, – предостерёг я.

На самом деле мне хотелось кричать и умолять Юрку никогда ничего не брать из тех киосков и никогда не ходить на «тайные улицы», но я чувствовал, что он со мной поссорится, если я что-нибудь такое скажу.

– Я тоже это слышал. – Юрка разглядывал свои часы. – Но мне, наверное, и так недолго осталось… А хочется пожить! Иметь то, чего у меня никогда не было.

Я просил Юрку не ставить на себе крест, а сам смотрел на него и думал, что он уже выглядит, как мертвец. У него даже дёсны были бледные, почти белые. Очень нездоровый вид.

– Сеня, хочешь жвачкой угощу? – предложил он.

– Нет. Что-то не хочется.

– А хочешь ту книжку тебе подарю? «Жук в муравейнике», которую можно читать через зеркало.

– Так она же чужая?

Я искал поводы, чтобы отказаться от подарков, добытых в чёртовых ларьках, а Юрка продолжал меня уговаривать.

– Нет. Теперь она моя! Приятель моего друга умер.

– Почему умер?

Меня удивило, что мой друг говорил об этом так спокойно.

– Его недавно нашли на улице, он замёрз насмерть, – сказал Юрка.

– Как замёрз? – спросил я. – Сейчас лето!

– Не знаю. Как-то замёрз, да так, что обледенел. Его когда несли, то уронили случайно, и он раскололся надвое. – Юрка хмыкнул, будто в этом было что-то смешное, и снова приуныл.

Он был обессиленным и угрюмым.

Я начал встречать странных людей не только на «тайных улицах», но и повсюду. Даже в своём дворе. Я думал, мне ничего не угрожает, если с ними не разговаривать. Это оказалось не так.

Ко мне подошёл уродливый мужчина. Всё его лицо было усеяно бородавками[34]. Он сказал:

– Мальчик, ты меня помнишь? Вспомни меня, мальчик!

Я ему ничего не ответил, но вспомнил… Это было ненастоящее воспоминание, он внушил мне его! Будто в далёком детстве этот самый бородавчатый мужчина подходил ко мне. Я помнил: он схватил, потянул к себе мою ручонку и отмахнул ножом маленький детский мизинец. Я надрывался от крика…

В реальности этого не было, но когда я взглянул на свою правую руку, там не хватало мизинца, словно его отрезали очень давно. Теперь я всегда держал руку в кармане, чтобы никто не заметил.

Когда я ходил за хлебом, ко мне пристала морщинистая бабка[35]. Она сказала мне прямо в ухо: «Ты со мной не говори! Главное, слушай!»

Я убежал. Ухо стало болеть, а потом высохло и почернело. Не отвалилось бы… Я перевязал его бинтом и стал прятать под панамку. «Ещё несколько встреч с этими странными людьми, и от меня совсем ничего не останется!» – думал я.

Юрка умер спустя несколько дней – пятого августа. Тяжело заболел, оказался в больнице и умер.

Для могильной плиты изготовили овальный портрет по его последней фотографии, сделали надпись: «Тому, кто дорог был при жизни, от тех, кто любит и скорбит».

На похоронах мне казалось, что я впервые в жизни плачу по-настоящему.

Я прощался с лучшим другом навсегда. Так я думал. А потом я встретил его ещё один раз.

В один из последних летних вечеров, гуляя один, я снова оказался на «тайной улице». Я бы сразу развернулся и убежал, но увидел знакомое лицо. Это был Юрка. Он стоял за витриной в ларьке с отзеркаленной надписью: «Соки. Воды».

Меня охватило радостное волнение. Я не испугался, подбежал, крикнул:

– Юрка! Мы думали, ты умер!

Мой друг посмотрел на меня с удивлением и сказал:

– Гражданин, вы меня с кем-то перепутали.

Но это был он. На нём была пилотка, халат с подвёрнутыми рукавами. Я бы узнал его в чём угодно.

– Как тебя тогда зовут, если не Юра? – спросил я.

– А вам не всё равно? – Продавец, очень похожий на моего друга, взял стакан и предложил мне: – Вам налить воды с сиропом?

– Ничего не надо, – понуро ответил я.

– Как хотите. – Юрка – или кто-то очень похожий на него – не разделял моей печали. Он был ко мне равнодушен.

Я покинул «тайную улицу». Больше мы никогда не виделись.

Не выходит из головы, почему он теперь там, за