Я ведь, как сказать, раньше вообще по колдунам не ходила, пока меня жизнь не заставила <…> И с той-то поры, когда сходила, я поверила в это, что действительно могут человека испортить[110].

Говоря о важной роли диагностов в трансляции колдовских представлений, вместе с тем подчеркну, что для сельских жителей такими диагностами становятся прежде всего старшие родственники и близкие знакомые. Магические специалисты занимают доминирующую позицию в определении причин и лечении порчи лишь в современной городской культуре. Это результат, с одной стороны, редукции колдовского дискурса, уменьшения числа его носителей среди населения городов (и в целом уменьшения роли семьи и семейных традиций в жизни современных горожан) и, с другой — коммерциализации института «символической медицины».

Сглаз и порча

«Божественная» объяснительная модель едина, тогда как «колдовская» модель предлагает две относительно самостоятельные когнитивные парадигмы — колдовская порча и сглаз (ср. фрагмент заговора: Также бы рабу Божью (имярек) никто не мог бы ни испортить, ни изурочить [СМ 1995: 357–358]). Под колдовством, или порчей, в рамках этой модели понимается сознательное причинение вреда магическими средствами, под сглазом — невольное (считается, что человек может даже не знать о том, что обладает дурным глазом). В Верхокамье полагают, что для занятий колдовством необходимо учиться по черной книге (отсюда и наименования колдуна: чернокнижник, знаткой), в то время как умение глазить — врожденное[111]. Рассмотрим подробнее эти концепты.

Акцент на грамотности колдунов, как кажется, специфичен для Верхокамья и, возможно, других районов проживания старообрядцев[112]. Еще не так давно многие умели читать по-старинному, были специальные люди, обучавшие детей церковнославянской грамоте, во многих домах до сих пор хранятся образчики рукописной и старопечатной книги, а в устной традиции бытуют пересказы сюжетов из святоотеческой и житийной литературы. Высокая сакрализация письменного слова, обострившаяся в условиях угасания книжной культуры, нашла отражение в рассказах о черной книге, по которой учатся колдуны. Мотив передачи знания без специального обучения встречается в Верхокамье не так часто, люди полагают, что колдовству обязательно надо учиться по книге, например:

А как становятся такими знающими? Или рождаются, что ли, они?

Нет, не рождаются. Такими не рождаются. Учатся[113].

Соб.: А это надо как-то учиться или так, само передается?

Это черная книга, говорят тоже, кака-то есть. По книге. А как это — уж я не знаю[114].

В черной книге — три ступени: кто первую одолел — слабый колдун, кто вторую — средний, кто все три — сильный[115].

Стары-те ведь чё, раньше этого, пакостев, много было. Это ведь грамотны люди-те были, колдуны-те. А нынче ведь чё — нынче токо пить учатся, больше ничего[116].

Те информанты, которые под грамотностью понимают не владение церковнославянским языком, а современное школьное образование, имеют противоположное мнение: сейчас колдунов полно

и в городах, и в селах, и везде это вот, потому <что> все грамотные стали нынче. А раньше — мало были грамотны-те, а ведь на это учиться тоже надо. Кака-то черная книга есть. Чернокнижники всё их зовут, колдуны-те[117].

Вот черны-те книги бывают, магии какие-то. Учатся и садят боли всякие людям <…> Я не знаю, зачем такие книги выпускают, зачем распространяют? Весь народ изгубить? Вот ведь люди читают и пускают эту болезнь. Их ведь биси-те тычут под задницу, если не пустит какую болезнь — и на скотину, какие-то килы привязывают, и на людей, на лес наделают <…>.

Соб.: А есть еще в С. колдуны?

Черну книгу читают — дак как не есть? Зачем ее читать-то, если не портить-то?[118]

Это же с чертями уже знаются, они же… нечистой же силой… поэтому… «Домашняя библиотека», говорят, можно купить книгу, заказать, там, чё-то… «Черная магия»… Вот ведь думаю, говорят людям, ведь вот не знают, что ведь это очень грешно. Ведь люди вот не знают, чё, люди ведь купят и вот… себе… это же ты с нечистой силой уже… продаешь свою душу сатане. Вот что это делается.

Соб.: Эти книжки, что сейчас выпускают, такие же сильные, как старые?

Это вообще… Такие же сильные, и вообще-то это очень нельзя. Даже в землю хоронить таких людей не положено[119].

Если черную книгу в дом внести, сразу Бог отворачивается, становишься как бес. А сейчас полно продают — и черную, и белую магию. В Лебяжий на ярмарку привезли книги, сразу все раскупили. Как портить — теперь каждый сможет, и к марийцам ходить не надо[120].

Соб.: Еще много знатких?

Счас говорят — чуть не все знают! Чё, нонче не работают, дак поэтому и занимаются. Чё, не работает народ дак. Только и делать. Напьются — дак чё больше делать дак. Поломают, подекаются только.

Соб.: Что поломают?

Мозга поломают, ну! Все равно ведь чё-тося ведь надо читать дак это чё-то знать же всё, каки-то слова[121].

Специальное обучение и знание слов отличает колдунов от людей, которые могут сглазить, или, как чаще выражаются в Верхокамье, сурочить. Возможность причинить магический вред взглядом, словом, мыслью обозначается в русских говорах несколькими локальными терминами (сглаз, урок, призор, прикос, озёв, одумка), в Верхокамье наиболее употребительны урок и сглаз, причем оба термина сейчас означают причинение вреда взглядом, реже — словом[122].

Соб.: Что такое урок?

Кто-нибудь на тебя посмотрит, полюбуется и сурочит.

Соб.: И что будет?

Все может быть, всяко, по-своему может быть[123].

Сглаз — когда смотрят завидящие люди или говорят то, что может сбыться[124].

От колдовства урок отличается тем, что наколдуют на предмет — а урочат взглядом. Еще отличают по признакам (по общему контексту ситуации), а также по знахарской диагностике и лечению:

Если я наговорю от уроков, поможет — дак урок, нет — знать, колдовство[125].

В отличие от колдовского знания, способность к сглазу бывает врожденной или приобретенной в младенчестве, например, если ребенка, отнятого от груди, мать снова начнет кормить своим молоком: А другая пожалеет — плачет ребенок; возьмет, даст, когда вже