– Гриша! Гриша! Помоги!

Гриша сонным, почти равнодушным взглядом обвел площадь, стоящий на ней безмолвный народ, ухмыляющихся татар, жалобно кричащую Лизу. И, не сказав ни слова, направился в сторону барского двора.

Тем временем в аппаратной один из техников, следящих за периметром, подошел к Анастасии с планшетом и показал лайф с камеры, установленной в лесу. По лесной дороге в сторону деревни двигалась вереница машин: полиция с включёнными мигалками, телевизионный вагон, две дорогие иномарки. В одной из них Анастасия разглядела довольную физиономию актрисульки Полины, которую Лев зачем-то позвал на роль барской дочери Аглаи.

Гриша подошел к конюшне, тупо глядя перед собой. Он не чувствовал страха. Скорее сцена с отрубленной головой Мельника ввела его в какой-то ступор, затормозила естественные реакции.

Совершенно посторонние вопросы вертелись в голове. А где, собственно, барин? Почему не защитил своих крестьян? Где армия, полиция, царь? Как его, Александр Николаевич... Как они позволили татаро-монгольскому игу так долго бесчинствовать на русской земле?

Впрочем, мысли эти мелькали как в тумане, не заслоняя главного.

А главное было, что такого унижения Гриша не испытывал даже во время порки.

Там, в общем, была некая ролевая игра, нарушение границ личной безопасности. Ну и больно было, конечно, но всё же не настолько, как сейчас!

А сейчас? Ему вдруг показалось, что он умирает. Какая-то неведомая сила переворачивала весь привычный строй его души, с удобным эгоизмом, лицемерием, нежеланием брать ответственность за свои поступки и слова...

Гриша обвел конюшню остановившимся взглядом. Серая в яблоках лошадь Кудряшка, любимица Лизы, вытянула морду и приветствовала его тихим ржанием.

Павел Григорьевич отошел от монитора, обхватив голову руками.

– Лёва! Ну, это – всё! Ну, ты же видишь, что это конец! Ну не получилось с подвигом. Давай заканчивать!

Психолог ухмыльнулся, прикрыл глаза и вытянул шею, став похожим на трехсотлетнюю мудрую черепаху.

– Ждем.

– Чего ждем?! Пока нас тут менты накроют?! – нервно дернулся Павел Григорьевич. – Давайте усыплять его!

Психолог приблизил к губам микрофон.

– Снайперу не двигаться. Ждать.

Павел Григорьевич застонал, переживая одновременно стыд за сына, страх за него, унижение от того, что вынужден просить.

– Лёва, да не будет подвига! Он испугался! Да любой бы испугался!

Схватив со стола рацию Анастасии, хрипло приказал.

– Снайпер! Работаем!

Из-за угла конюшни выдвинулся Снайпер в крестьянском армяке, навел на Гришу винтовку с глушителем.

Лев стремительно вырвал рацию у него из рук.

– Нет! Отбой! Я в него верю! И ты просто поверь!

Кудряшка снова издала мелодичное ржание, перетаптываясь в загоне. Гриша отрешенно смотрел на лошадь.

На другом мониторе была видна центральная площадь деревни, где по-прежнему стояли на жаре уставшая массовка в народных костюмах, татары в жарких шапках с лисьими хвостами, Прошка и Любаша, которые щелкали семечки из одного газетного пакетика.

Все они ждали слов: «Свободны, расходимся».

И только расстроенная и грустная Лиза всё еще не теряла надежды. «Вернись! Вернись! – мысленно звала она непутевого Гришу. – У нас же всё по-настоящему! И ты должен по-настоящему»...

Гриша поднял голову вверх и посмотрел в синее безоблачное небо.

Над деревней снова парил черный коршун, распростерший крылья над добычей.

– А вот хрен тебе, птица смерти! Не дождешься! – вдруг воскликнул Гриша и решительно направился в конюшню.

Анастасия сделала знак Павлу Григорьевичу вернуться к монитору.

– Смотри!

Гриша выезжал из конюшни верхом на серой в яблоках лошади. В руке он держал штакетину, вырванную из забора.

Камеры переключались, показывая Гришу, скачущего по опустевшим улицам деревни. Никто уже не следил за периметром, откуда на площадку заезжали полицейские и телевидение.

– Герой! – воскликнул торжествующий психолог Лев.

– Офигеть! – растерянно улыбнулся Павел Григорьевич.

– Ребята, мы в жопе, – шепнула Анастасия, заметив незваных гостей с мигалками, но ее уже никто не услышал.

Гриша галопом проскакал в сторону площади.

Толпа раздалась, пропуская его к шатру.

Лиза аж подпрыгнула от радости, сжав кулачки. Да! Да! Вернулся!

Гриша со штакетиной наперевес несся прямо на каскадера, изображавшего славного татарского воина Улугбека.

– Разошлись! Зашибу нафиг! С дороги, твари! Отошли от нее!

«Травма на площадке, инвалидность, пожизненные выплаты», – включился счетчик в голове у Павла Григорьевича, но гордость за сына заставила отбросить меркантильные страхи.

Тем более что предусмотрительные Азамат и толмач успели залечь под телегу, а опытный каскадер Улугбек смог ловко отклониться от удара.

Штакетина вылетела из рук Гриши, но Улугбек после секундного замешательства сделал вид, что сражен, ловко упал и на всякий случай откатился в сторону, чтобы не попасть под копыта.

Гриша придержал лошадь, рывком поднял Лизу к себе на седло и крикнул:

– Эгегей!

Потрясенная массовка безмолвно наблюдала, как Гриша, обняв Лизу, поскакал в сторону леса.

С противоположной стороны на площадь уже въезжали полицейские машины.

«Вернулся! Не испугался! Он вернулся за мной!» – повторяла Лиза про себя, прижимаясь к плечу разгоряченного Гриши. Проскакав по главной улице, они направились в сторону реки.

Тем временем полицейские высыпали из машин и окружили на площади крестьян вместе с татаро-монголами.

Майор Сапонько взял мегафон.

– Здравствуйте, товарищи сектанты. Всем оставаться на своих местах. Кто у вас тут главный?

Артисты молча смотрели на майора, Любаша показала язык противной выскочке Полине, которая удивленно оглядывала колоритных представителей орды.

Из рации раздался недовольный голос психолога Льва:

– Так, я не понял, а почему у нас посторонние в кадре?

Прошка подошел и махнул рукой.

– Пойдемте, я вас в аппаратную провожу. Там всё начальство.

На всякий случай, положив руку на кобуру, майор Сапонько в сопровождении телевизионщиков проследовал за парнем в войлочной шапке.

На втором этаже патриархальной мельницы обнаружилась вполне современная аппаратная с мониторами, камерами, звуковым оборудованием.

Психолог Лев, продюсер Анастасия и инвестор Павел Григорьевич застыли перед дверями в ожидании гостей.

Омоновцы резко выбили дверь перед майором, наставили оружие на присутствующих.

– Здрасте, граждане, – объявил Сапонько. – А потрудитесь-ка объяснить, что тут у вас происходит?

– Кино снимаем, – пожал плечами Лев.

– Свадебное, – пояснил Павел Григорьевич.

– Чего? – удивился майор.

Лев сделал элегантный жест рукой, как бы нисходя со своих эстетских котурнов вниз, к приземленной публике.

– Корпоративный фильм специально для свадьбы.

Павел Григорьевич привлек к себе Анастасию.

– Я жених. Это моя невеста. Свадьба у нас скоро.

Чуть не падая в обморок то ли от испуга, то ли от радости,