Влада обняла рыжую, прижала к себе и по голове гладила. Утешала невезучую подружайку, да и о себе горевала:

– Белянушка, голубушка, зачем речи такие? Не свезло тебе с мужем, знаю, но что ж теперь, в слезах тонуть, любови себя лишать? Говорила тебе, стезю свою сыщешь и суженого найдешь, – ведунья провела ладошкой по лицу рыжей и силу, отданную Глебом, на подругу слила. – Сказать, что ждёт тебя?

Рыжуха встрепенулась, заёрзала на лавке нетерпеливо:

– Провидела? Так чего молчишь? Говори нето!

– Торг видала новоградский, тебя в шитом очелье. Румяная ты, красивая. Стати прибавилось. Опричь тебя парень высокий, но не поняла я, любый твой или просто знакомец. Белянушка, стезя твоя купеческая, верь. А вот чем торговать станешь, пока не разумею.

Белянку с лавки как ветром сдуло: запрыгала по ложнице, засмеялась:

– Береги тя Макош! Владушка, порвись ты с Нежатой, я деньгу стяжаю для нас обеих. Веришь? Ни одной слезы твоей он не стоит. Никто не стоит! Домину свою поставим, заживем. А там, глядишь, сыщутся молодцы, деток нам подарят. Да пусть хоть и без вено, сами на ноги поставим. Влада, чего молчишь-то? – рыжая снова подсела к ведунье, в глаза заглядывала преданно.

– Если б все так просто было, голубушка. Порвусь, дело-то недолгое, а жить как? Дышать как? И не смотри на меня, знаю, что ответишь… – Влада сошла с лавки, принялась ходить по ложнице, руки заламывать. – Не забывается он, не уходит ни из головы, ни из сердца. За два года не смогла забыть, едва живи не лишилась. Белянушка, милая, иной раз думаю, уж не приворот ли? Так кому это надобно, зачем? Нежате? Так я ему больше помеха, чем любая.

– Тьфу, дурка. Ты ж сама ведаешь, да еще и у волхва новоградского в дому, так чего меня пытаешь? Пойди к пузатому и спроси! Ежели волшба, так вытравит. А отпираться станет, я ему каши не дам и в щи плюну. Что? Вот возьму и плюну!

Дверь в ложницу отворилась, стукнулась о косяк, и на пороге показался Божетех: улыбка от уха до уха, борода и та топорщится радостно:

– Я тебе плюну, я тебе так плюну, что глаза твои бесстыжие сами выскочат. Во, глянь, уже выпучились, – и смеется, животом трясет.

Беляна охнула и с размаху на лавку уселась, а Влада оглядела волхва-шутейника, подружку свою незадачливую, а потом засмеялась. Да отрадно так, звонко, будто слёз не лила, не жалилась на недолю свою.

– Щур меня, – рыжая напугалась, прижалась спиной к стене. – Сколь зим ее знаю, никогда не видала, чтоб так смехом заходилась. Дядька Божетех, ты что ль ворожишь?

– Так сразу и не скажешь, рыжуха. Может я, а может нет. Ты ступай, Беляна, блинов пеки, да масла не жалей. Мёд возьми в подклети, душистый он. И взвару ставь, день дождливый впереди.

– Ты чего это мной помыкаешь? Чай, не батька, – Беляна вмиг бояться перестала, осердилась.

– Вот еще одно слово и кукиш тебе, а не мёду. Кыш! – волхв брови насупил, но лица не удержал, рассмеялся тоненько да заливисто.

– Давай, шпыняй. Бабу одинокую всякий обидеть может, – ворчать ворчала, но запону вздела, сапожки натянула и пошла из ложницы.

– Тебя обидишь, плевалка. Ты смотри мне, прознаю, что пакостишь, лишай на тебя напущу.

– Тьфу, да какой ты волхв? Охальник! – и ушла, хлопнув дверью.

Божетех тихо двинулся к Владе, что стояла посреди ложницы, будто сама не своя:

– Что, тяжко тебе? – обнял, пригладил косы золотистые. – А ты упрямься, держись. Себя ронять не смей. Сил в тебе мало, но ведь берутся откуда-то? Расскажи, инако помочь не смогу, – и повел ведуницу к лавке, усадил и сам рядом устроился.

Влада всхлипнула раз, другой, да и рассказала об обереге бабкином, о Глебе и Нежате. Говорила-то взахлеб, будто из живи своей тьму выталкивала.

– Вон как, – Божетех задумался крепенько, а потом уж молвил: – Стало быть, источник твой Светоч. Дай-ка мне.

Владка пошарила рукой по лавке, сняла с опояски оберег и протянула волхву.

– Вечор разумел я, что непростой. Но ведь в моих руках молчит он.

– А что за источник, дяденька? – Владка провздыхалась немножко, ждала ответа волховского.

– У каждого ведуна место силы есть. Всяк черпает ее по-разному. Кто из Прави, кто из Нави, а кто и в Яви ищет. Я вот в Яви. А у тебя, Владушка, две нитки. Видно, и небо, и подземье тебя одаривают, а с того и рвешься ты, мечешься. Что творится не разумеешь. А вот места силы у тебя нет, то и чудно. Я на капище полнюсь, иль с людей беру. Что лупишься? Беру. Злой ко мне придёт, так я его злобу утишаю, на себя принимаю. Тем и сила моя взрастает. А горемыка явится, так и горюшко мне впрок. А радостный – так и радость. Вот рыжая, та огонь! Пламя, а не баба. Хлещет живь из нее, токмо успевай подбирай. Ей хорошо, и мне не худо. У тебя труднее потому как места силы нет, токмо оберег твой. Он, Владушка, от сильного бога. Разумею, Лада Пресветлая одарила, а промеж того и от Нави есть. Может, Велес, а может жена его Ягиня Премудрая. Любовь и власть. А кто перепрёт, тебе решать.

– А как решать-то, дяденька? – Влада подсела ближе, за руку взяла пузатого.

– Сердцем и разумом, – смотрел ласково, жалеючи. – Упирайся, ищи, как для тебя лучше то и будет правдой. Разумела? Ты вот говоришь, что возле мужа бессилеешь, а рядом с Волком Лютым сильнее делаешься. Разум говорит, что возле Глеба лучше, а сердце тянется к Нежате.

– Да что ты, какой Глеб, – Влада зарумянилась, вспомнила поцелуй жаркий возле колодезя. – Нежата муж, на что мне чужой?

– Ой ли? Муж? И чего ты тут сидишь, а не в его дому опричь других жёнок? Голубка, ты вот что, наоборот сделай.

– Как это? – Владка и вовсе растерялась, ресницами захлопала.

– Так это, – засмеялся Божетех. – О Нежате раздумывай, а Глеба чуй. Вот тебе и весь мой сказ. Ты молодка неглупая, разумеешь. Делом займись, не ленись. Вон нынче ко мне народец потянется за советом, так и ты ступай со мной. Знахарка ты, не купчиха какая. Вот и погляди, чем помочь можешь. К Белянке не подходи, пусть сама справляется. Надо ей почуять себя хозяйкой, инако толку с нее не выйдет. Пусть дом ведет, сама мыслит сколь хлеба, сколь каши, а сколь мёду тащить. Уяснила?

– Дяденька, как же пойду? Сил-то нет во мне. Нет, не могу так. Я человека обнадежу, а хворь изгнать не смогу.

– А умения на что? Добромила научила всему, а ты на дар уповаешь. Нет, милаха, давай-ка, крепись, работай. Ну что опять уставилась? Владка, послушай совета, скинь бабий убор, инако будут думать, что нежить ты. Где ж видано, чтоб мужатая, да ведала? Чую, нескоро еще тебя женой нарекут.

– Да как так? Не стану я прятаться, – Влада брови насупила. – Нежате обида будет, да и сама не хочу.

– Скинь, сказал, – голос Божетеха грянул, как гром, даром что говорил тихо.

Влада призадумалась, разумела, с кем вот так попросту беседу ведет. Волхв, да новоградский: абы кто в таком месте и не сдюжил бы.