что мне ответил духовник? «Ты должен ей памятник поставить на земле нерукотворенный – Пушкин о нем и писал. За маму молишься, знаю, редко, но добрые дела в память ее делаешь, милостыню подаешь маленькую, а вина у нас с тобой перед мамами нашими неискупляемая. Слышишь, чадо?» «Слышу, батюшка дорогой, слышу…» А только все одно грызет неотступно: пока идешь по аллейке к маме, каких только творений скульптурных не насмотришься. А в каких только больницах не навещала меня, пьяницу безпросыпного, мама, только она и вытащила: «Ничего, сынок, ты у меня сильный…» А я все пил да гулял, да жен менял, да планы разные строил: любят пьяницы бахвалиться да себе жизнь придумывать. И только когда уж совсем невмоготу отрава, когда в глаза подступала ночь безрассветная и мысли уйти от всего одним махом – только тогда к маме. Отстирывала, откармливала, в Божеский вид приводила, но главное – духу не давала упасть: «Держись, сынок, вон ты какой у меня умный и сильный…» А я плакал и жаловался на неудавшуюся свою жизнь. «Уеду я мама, куда подальше, там все наладится», – утешался я. Но тогда мама твердо говорила: «Это в тебе водка плачет, сынок. От себя не убежишь. Прошу тебя, берись за ум, годы твои уже к тридцати подступают».О сердце, сбрось тяжелый камень!Зачем напомнило опять,Что не могу пойти я к мамеИ не могу ее обнять.Не пить чаи с ее вареньем,И не спросить, как дальше жить,И голову ей на колениУж никогда не положить,Не вспомнить с нею, как блокадаКупала улицы в золе.За оборону ЛенинградаЕе медаль в моем столе.Да, лишь теперь я только понял,Какая оборвалась нить.Ничто уж мать мою не тронет,Ничем ее не воскресить.Над ней береза в изголовьеУже кудрява и стройна,Но до сих пор ее любовьюВся жизнь моя озарена.Виктор Крутецкий

А еще, наконец, Господь жену послал настоящую, даже имя соответствовало – Валерия (Калерия) в переводе с латинского – «крепкая». Так и сошлось все – мама, мое желание бросить пить и любящая жена. Они и вытащили меня на свет Божий почти через двадцать лет. А те, с кем я годами время проводил, давно уже по могилкам рассеяны. Поминает ли кто их? Вряд ли: пьющему имена ни к чему, там только одно на потребу. Ты уж не серчай на них, Господи, – не каждый способен на Твоей земле устоять. Хорошие и там есть. Стоял я у низенькой маминой оградки и думал… Хорошо тут думается, на тихом Серафимовском… Прав, конечно, прав батюшка: с гранитными камнями на могилах усопшим от тяжести такой еще тяжче душе делается; не нравится крест бетонный – поставь дубовый резной, только крестом на могиле не спасешь, сколько уж раз говорю чадам!

А тут ни бронзы, ни гранита —Бугор земли да крест простой.Она, ничем не знаменита,Спит под цементною плитой.А ради нас она, бывало,Вставала поутру, чуть свет.Кормила нас и одевала,Тепло и хлеб свой отдавалаВ годины горестей и бед.Да, ей со мной была морока:Я пил и летом, и зимой.И ни намека, ни упрека.Ни Боже мой…Ах, Боже мой!..И если стынет, обитаяПод сенью ветхого креста,Душа, такая золотая,Какой же быть должна плита?..А тут – ни бронзы, ни гранита —Цемент, невзрачный и немой.Она ничем не знаменита.Ни Боже мой…Ах, Боже мой!..Николай Старшинов, род. 1924* * *

Не считайте меня ретроградом занудливым, радетелем колбасы за два двадцать и трамвайного билета за 3 копейки. Сейчас об этом времени принято писать плохо или презрительно. Советского Союза нет на географических картах уже 15 лет, и давно должно бы уйти в прошлое разорвавшее сердце Беловежское соглашение. Нет на карте великой державы в одну шестую часть света, которую боялись и уважали все страны мира. Конечно, много было лжи, благоглупости и показухи в «стране победившего социализма»: зачем-то резали домашних кур, с глупым упрямством сеяли кукурузу, часами просиживали на разных собраниях, судорожно «боролись за мир», завалив страну ракетами; гордились метро, балетом, икрой и космическими достижениями; было слишком много «нельзя» и еще меньше «можно». Наверное, многое было не так, как было надо. Но простой люд переехал из вонючих бараков в голубые «хрущевки», дети отдыхали летом на море, не хватало от обилия детворы детских садов, кинофильмы заставляли плакать, в очередях можно было купить мебель, «москвич», безплатно получить дачный участок. Если заболел, лечили – не в Свердловке, конечно, однако своя заводская поликлиника была обезпечена и хорошими врачами, и оборудованием нормально. На «Светлане», к слову, в собственном бассейне купались.

Кто спорит, опостылевшие лозунги «Народ и партия едины!», «Партия – наш рулевой!», «Экономика должна быть… («экономной!» народ не договаривал), «Догоним и перегоним Америку!», «Мы будем жить при коммунизме, товарищи!», безчисленные портреты всевидящего Ленина и других, невесть откуда взявшихся «вождей», глуповская цензура раздражали, давала повод к смешным анекдотам и негромким, но яростным разговорам на кухне «о внутренней и внешней политике в СССР». Все это было, и все это чистая правда. Но было и другое – гордость за свою великую державу (даже без «самого лучшего в мире метро, балета» и полета Гагарина), за ту чистоту отношений между людьми, которую нынче днем с огнем не сыщешь, за готовность помочь попавшему в беду, за «три рубля до получки», за то, что двери квартиры открывали без страха, за ордена рабочим, за весомость слова «совесть» и «честь», за нашу непобедимую Армию, даже за то, что по телевизору было невозможно узнать о достоинствах женских прокладок, а секундный банный эпизод с женскими спинами в народном фильме «А зори здесь тихие…» вызывал у некоторых несознательных мужчин желание посмотреть фильм еще раз… Я больше не хочу слышать плохое про мою страну, которая меня вырастила, научила работать и дала высшее образование в лучшем университете мира, и опять к слову, безплатно; я больше не хочу жить в мире женской и мужской обнаженщины, трехсмысленных березовских, банкоматов, политкорректности, дисконтных карт, брэндов, перфоманса, надувных сексуальных кукол и открытого разворовывания богатств моей страдающей Родины,

…Среди множества мелодий на своем мобильнике я выбрал «Гимн Советского Союза». Когда раздаются его первые торжественные звуки, сердце мое наполняется давно забытым чувством великой гордости, Жаль только, что мой Гимн звучит всего несколько секунд…

Гимн Советского Союза

В электричке полусоннойПод колесный стук и звонМужичок один веселыйРазвернул аккордеон.И, конечно, не без фальши,Но во весь душевный жарЗазвучали вальсы, марши —Давних дней репертуар.Пальцы бегали послушно,Он играл, играл, играл…Кто-то спал, а кто-то слушал,Кто-то слушал и дремал.И, мгновенно всеми узнан,Вдруг из Леты возвращен,Гимн Советского СоюзаЗагремел на весь вагон.Загремел, и даже поездРезко вздрогнул в этот миг.И взглянули, как опомнясь,Люди на себя самих.И