– Образование профильное, не беспокойтесь, – улыбнулась девушка и, подняв изумрудные глаза, лукаво подмигнула (или заведующей это только почудилось?), – Красноярский пединститут, факультет дошкольного воспитания, выпуск позапрошлого года.

Эвона как! Аж из самого Красноярска к нам в дыру пожаловали!

Правда, вслух заведующая произнесла другое:

– Здорово! А как у нас, если не секрет, очутились?

– Замуж вышла, – снова опустив очи, тихо произнесла претендентка на вакансию, – за Алексея Янина, сына вашего милицейского начальника.

– За Янина? За Алёшку?! Поздравляю! – ещё сильнее обрадовалась Козлова. – Очень хороший мальчик! Я помню его со времён, когда он под стол пешком ходил. Наш, кстати, воспитанник. И отца его, Глеб Иваныча, прекрасно знаю… Значит, женился Алёшка!

Татьяна Валентиновна встала с диванчика, подняла за руку будущую свою, она в этом уже ни капли не сомневалась, сотрудницу и обошла её кругом, словно новогоднюю ёлку, приговаривая:

– Хороша, хороша девица…

Хороша-девица застенчиво покраснела.

– Так, значит, – Козлова прошла на своё рабочее место и уселась за стол. – Что ж, вы «Лукоморью» подходите, товарищ Янина. Я вас беру… На младшую группу… Нет, на младшую сразу сложно. Пойдёте на среднюю. Простите, как вас звать?

– Ой, извините, – стушевалась девушка, – я совсем забыла представиться. Моё имя – А-цзы. Я китаянка, но выросла в СССР. Отца звали Юй. По-русски – Анна Юрьевна, Аня. Меня так с детства все кличут.

– Хорошо, Анечка, так и будем вас звать, – вновь улыбнулась заведующая. – А китаянка вы или русская, нам никакой разницы нет. Главное, чтоб дети вас любили. И вы – детей.

– Ох! – А-цзы пристально поглядела в глаза Татьяне Валентиновне и, облизнув губы – впрочем, Козлова не придала этому значения, – произнесла: – Дети меня любят. И я детей люблю. Очень! У вас в средней группе сколько человек.

– Восемь, – ответила заведующая. – У нас маленький садик. Посёлок же, не город.

– Хорошо, – кивнула «Анна Юрьевна», – очень хорошо. Восьмёрка – счастливое число. А в младшей?

Татьяна Валентиновна в удивлении вскинула брови, но ответила:

– Тоже восемь.

– Просто прекрасно, – обнажив белые ровные зубы, заулыбалась «Анечка», – вдвойне хорошо! Две восьмёрки! Если захотите, мы можем группы объединить. Я в Красноярске работала с тридцатью детишками. Так что не беспокойтесь, я справлюсь…

Через две недели, аккурат после майских праздников проводили на заслуженный отдых лукоморских старейшин Клавдию Антоновну и Антонину Викторовну. Проводили громко, с размахом, с песнями под баян, хлебосольным столом и спокойной совестью.

Анна Юрьевна – зря боялась заведующая – специалистом в воспитательном деле оказалась превосходным. Обе группы – младшую и среднюю – объединили, но и этот факт остался родителями практически незамеченным. Янина справлялась с двойной нагрузкой преспокойно, не требуя ни доплат, ни компенсаций. Но главное, как дети её приняли! Стайкой вокруг ходили, ни на минуту от себя не отпускали, а та и не возражала. Как только времени хватало на всех вместе и каждого по-отдельности?! Плюс – горшки пресловутые. Водопровод-то с канализацией недобросовестные консервные шефы так и не провели.

Анечка ж детей словно заворожила. Сказочным своим голосом, мелодичным, словно свирелька-дудочка, пела детям песенки, сказки чудесные рассказывала про зверюшек разных. Про тигра полосатого, хозяина тайги дремучей. Про медведя, лежебоку-ягодника. Про ёжиков колючих и трусливых зайчиков, мышек-нарушек и лягушек-квакушек. Но чаще всего про рыженьких лисичек-сестричек, умных и хитрых, сноровистых.

А детки сидели по стульчикам тихонечко, слушали внимательно, носиками шмыгали, ресничками хлопали, ещё просили…

В посёлке ж тем временем начали происходить странные вещи.

Дело в том, что Усино расположено в такой местности, что ближайший лес от него находится в добром десятке километров. В противоположную от горы сторону, за тепличным хозяйством «консерваторов». Да и не лес вовсе, а так, лиственные островки-рощицы, раскиданные по склонам мелкосопочника. А тут – на тебе! Лисы! Повадились кур таскать. Ладно б с птицефабрики, там пернатая живность хоть своя, но и общая, а потому – не так жалко. Эти ж твари на святое позарились – на домашнюю птицу, выращенную с любовью и негой, жирную и, что ещё важней, яйценоскую. Каждую ночь аж по восемь штук недочёту.

Трагедия! Хозяйки с горя воют, на мужей с нервными припадками бросаются. Мол, куда смотрел?! Сарай опять не запер? Лишь бы настроение своё поганое на близком человеке сорвать. Мужики ж с непоняток только плечами жмут. Начали после работы кучковаться, пить больше обычного. В ЗАГСе при поселковой администрации первые заявления о разводе на сукно легли. Никуда не годная ситуация.

Глеб Иванович, свёкор нашей воспитательницы Яниной, а по совместительству – главный усинский милицейский начальник, удручение своё по местной радиолинии высказал чётко и определённо: «Нужно нам, товарищи, облаву на лисиц устроить. Мужчины с охотничьими билетами и огнестрельным оружием, милости просим вас на промысел. Сбор в двадцать ноль-ноль у отделения милиции».

Таковых, вооружённых охотников с билетами, оказалось человек тридцать. Плюс сам Янин со служебным «макаровым». Неплохо. Решили на пары разбиться. Половину личного состава по засадам попрятали, остальных в патрули снарядили.

Помогло. На одну ночь.

На вторую ж охотнички расслабились, остались по домам-квартирам почивать. Результат: минус шестнадцать кур. В два раза больше! Это уж, граждане, ни в какие ворота! Решено было еженощный патруль нести. Для подкрепления Янин даж егерей-следопытов из районного охотхозяйства выписал в количестве пяти специалистов. Но эти обещали прибыть лишь через неделю.

А лисьи бесчинства меж тем не прекращались. Хитрые твари настолько обнаглели, что шастали по курятникам на глазах у охотников, буквально подставлялись под пули. Но ни одну из рыжих разбойниц убить так и не удалось. Беда!

Приехавшие ж наконец хитромудрые и многоопытные охотоведы за дело взялись хоть рьяно, но со смекалкой. Ружья свои отставили в стороны, снарядили капканы, предварительно разведав по следам лисьи тропы. И ведь улыбнулась им удача в первую же ночь! Попалась одна тварь.

Да только назовёшь ли тварью дитя?! В капкан лисёнок угодил крохотный, размером с овчарошного щенка-молокососа, пушистый и хорошенький. А уж выл-тявкал-то до чего жалобно, аж слёзы у старого егеря выбил. Словно человеческий ребятёнок от боли загибался. Пожалел его охотник, отпустил-таки на волю, замотав разбитую лапку лоскутком с подорожником и напоследок шлёпнув ласково.

Ох уж и бранились на него потом остальные, что жалость проявил. Да только, как оказалось, зря ругались. Прекратились массовые куриные истребления после того случая. Лисы словно поняли, что люди им хоть враги, но не беспричинные, просто так никого убивать не станут. Да и с детками