Шрифт:
Закладка:
Через несколько лет Николай Бенуа со своим Миланским театром «Ла Скала» привез картину в Москву, но и здесь не рискнули ее раскатывать, считая, что она находится в плохом состоянии. И только в Русском музее ее раскатали, и перед нами предстала живопись в идеальной сохранности. Был только один небольшой изъян – выпад краски незначительного размера и не в ответственном месте, который заделали реставраторы.
Перед отъездом в Париж Марина Николаевна Гриценко – внучка П. М. Третьякова и сводная сестра А. Л. Бакста – просила меня привезти архивы Льва Бакста. «Ведь вы же стяжатель, если вы не привезете архивы, их уже никто не привезет», – сказала она. Я обещал.
Самым незабываемым и самым ярким впечатлением стало посещение З. Е. Серебряковой. Она была по-вечернему одета и несколько торжественно восседала в кресле одна. Перед ней стоял небольшой круглый столик. Ее дочка Катя и сын Александр сидели несколько поодаль от нее, но были все здесь (Александр имеет другую квартиру). Зинаида Евгеньевна принимала директора Русского музея! У нас в те годы директор, пожалуй, любого учреждения или предприятия – это прежде всего «мальчик для битья»: им можно было помыкать как угодно, обвинить в любых грехах и нарушениях, шельмовать в министерствах и райкомах партии. Он был беззащитен и не имел никакой возможности оправдаться или добиться справедливости. И не дай Бог где-нибудь в присутственном месте сказать с гордостью: «Я директор Русского музея». Тебя обвинят в нескромности, зазнайстве и во всех смертных грехах. А тут, в Париже, в квартире и мастерской старейшего замечательного русского художника я даже проникся некоторым уважением к самому себе.
Сама обстановка, дух высокой интеллигентности и культуры, витавший во время этого «приема», говорили о значительности события. Для меня, во всяком случае, это событие было очень значительным. Ведь я беседовал с мастером, творчество которого с появлением первой значительной картины «За туалетом» (1910) неизменно вызывало любовь, восхищение и острый интерес у художников и любителей искусства. Если же мы учтем, что несколько поколений рода Бенуа, Лансере и Серебряковых являлись творцами русской художественной культуры, то надо признать, что я удостоился беседовать с самой Историей этой культуры. И все было удивительно просто, естественно и благожелательно. Был скромный чай. Я вытащил фотоаппарат, нацелился сфотографировать Зинаиду Евгеньевну, она неуверенно стала просить этого не делать. Я сказал – «это нужно, фотография пригодится», и сделал два-три кадра. Оказалось, она не любила фотографироваться, но что она могла противопоставить напористости «простого советского человека»? Фотографии были мною отпечатаны в Ленинграде, и они действительно пригодились. Одна из них помещена в каталоге первой после длительного перерыва выставки, состоявшейся в 1965 году в Москве, на Кузнецком мосту, 20, потом в Ленинграде в Русском музее и Киеве. Та же фотография воспроизведена в книге В. П. Князевой «Зинаида Серебрякова. Письма. Воспоминания о художнице» (М. «Изобразительное искусство», 1987). Датирована фотография 1964 годом ошибочно. Это ноябрь 1963 года. Пожалуй, это последняя фотография Зинаиды Евгеньевны, и благодаря моей невоспитанности мы имеем изображение художницы в возрасте 79 лет. Но и сама Зинаида Евгеньевна была потом очень благодарна за эту фотографию. Я увеличил ее и послал ей в Париж. 27 марта 1964 года она мне написала: «Глубокоуважаемый Василий Алексеевич! Получила вчера, 26 марта, Ваше любезное и милое письмо и увеличения фотографии и очень-очень Вас благодарю за это внимание! (Только как я жалею, что так небрежно и безобразно я «причесана»!)… Я была бы очень рада, если бы моя, предполагаемая, выставка состоялась бы в Москве и в Ленинграде, это была бы мне большая честь! Еще раз, дорогой Василий Алексеевич, спасибо за фото. Сын, дочь и я шлем Вам сердечный привет, искренне Ваша З. Серебрякова».
На мое поздравление, конечно от имени Русского музея, в связи с 80-летием со дня рождения художницы, Зинаида Евгеньевна прислала мне ответ: «Париж, 14 декабря 1964 г. Дорогой Василий Алексеевич, Ваше милое поздравление к моему 80-тилетию меня крайне тронуло и я Вас очень благодарю за милое внимание! Мы часто, с удовольствием, вспоминаем проведенный с Вами у нас вечер в декабре 63 года. Очень Вам тоже благодарна за фотографии с меня в моей глубокой старости! Все трое шлем Вам, дорогой Василий Алексеевич, наши наилучшие пожелания к наступающему новому году и так надеемся повидать Вас снова у нас в Париже в 1965 году! Искренне преданные Вам, Александр, Екатерина и З. Серебряковы».
Таким образом, можно сказать, что моя невоспитанность впоследствии была неоднократно оправданна. Но вернемся снова в ноябрь 1963 года. Перед отъездом я снова был у Зинаиды Евгеньевны. На этот раз я принес ей всевозможные консервы: шпроты, красную икру и другие. Едущие за границу получали мизерную валюту и поэтому обыкновенно брали с собой водку для подарков, коньяк, всякие консервы, сало и т. д. для пропитания. Тогда все это еще можно было купить по доступным ценам в Елисеевском магазине на улице Горького в Москве.
В последний день перед отъездом на родину я поехал за архивом Льва Бакста. Его выдала мне, вероятно, знакомая или какая-то родственница Андрея Львовича – Мария Марковна Константинович. Это были два небольших чемодана дореволюционного образца, повидавшие виды и изрядно обшарпанные. Акварели А. Н. Бенуа и альбомы набросков Л. С. Бакста, полученные в качестве дара Русскому музею, я запрятал на дно своего чемодана и плотно прикрыл картонкой, образовав как бы «второе дно» (наивные меры предосторожности при таможенном досмотре!). Но как провезти архивы? Тем более, чемоданы, в которых они находятся, слишком необычны и заметны. Если бы эти чемоданы были современные и в приличном состоянии, никто бы на них не обратил внимания! Но тут… Короче, был риск, и меня предупредили, что французские таможенники могут их отобрать. Как быть? В аэропорту Бурже я иду в контору нашего Аэрофлота, рассказываю о своей беде начальнику и прошу у него «одолжить» на время самую красивую стюардессу. «Выбирайте», сказал он. И я выбрал настоящую русскую красавицу и сказал ей, что ее задача отвлечь таможенника на себя, пока я буду проносить злополучные чемоданы. Я подошел к
