и вскоре превращалась в обычную тропу через густой подлесок. Следуя по этой тропе, вы выходили на открытое место на склоне холма, где известняковые скалы выступали из зелени. Среди этих скал прятался вход в глубокую пещеру. Он был так хорошо скрыт природными особенностями этого места, что вы могли ходить туда день за днем, бродить по скалам и не замечать его.

Пещеру исследовали много лет назад, и в ней было обнаружено множество костей животных и некоторые следы первобытного человека. Она сообщалась с целым рядом пещер в глубине холма, в которых неосторожный посетитель мог легко заблудиться. Все это я читал в местном путеводителе, но меня это не очень интересовало, и я не потрудился найти точное место входа в пещеру. Так что, хотя я и знал, что он там, он совершенно не занимал моих мыслей.

Пожалуй, стоит упомянуть об этом в свете того, что произошло потом. У меня вошло в привычку в погожие вечера прогуливаться в этом направлении и сидеть с книгой на небольшом пригорке, обращенном к группе скал. Густой кустарник прекрасно скрывал меня от любого, кто мог оказаться поблизости от скал; но это не было приятной особенностью курорта, отчасти потому, что не существовало никакой необходимости прятаться, а отчасти — потому что никто, казалось, никогда не проходил этим путем, когда я был там.

Наверное, я бывал там с полдюжины раз, прежде чем мне пришло в голову, что в этом месте есть что-то странное. Не было ничего неприятного — никакого ощущения опасности или чего-то в этом роде — но все же присутствовало чувство, с которым я никогда не встречался в другом месте. Это трудно объяснить. Я могу описать это только как ощущение крайней древности. Все это место казалось невероятно старым.

Никаких развалин, наводящих на подобную мысль, не было; и хотя холмы, как говорится, стары, они обычно не внушают никаких чувств такого рода, — по крайней мере, мне. Они внушают возвышенность и благоговение, а иногда и одиночество, но не древность. А здесь холмы были не столько высоки, сколько величественны. На самом деле, это были довольно низкие холмы, покрытые травой и подлеском, и только несколько скал напротив напоминали о древней геологической формации, к которой они принадлежали.

Но это странное ощущение древности заключалось не только в окружающей обстановке. Казалось, в какой-то степени оно было во мне. Не то чтобы я лично чувствовал себя старым, но мне казалось, что я принадлежу к давно ушедшей эпохе. Одним словом, я чувствовал себя древним — но древним до некоторой степени, безотносительно каких-либо вычислений, — и мне казалось, что это место тоже было древним. Я казался не в себе, как говорится в народе, по отношению к сегодняшним вещам. Я не удивился бы, проснувшись и обнаружив, что этот современный мир был всего лишь сном, и что мир был еще молод и неиспорчен. Если бы я обнаружил, что древние бритты все еще владеют этой землей, не имея ни малейшего представления о том, что могучая нация завоевателей-римлян когда-либо родится, это показалось бы естественным и именно таким, как я ожидал.

Не думайте, что я концентрировал свои мысли в этом направлении. Напротив, в то время было лишь смутное ощущение, в которое я не вникал. Теперь, оглядываясь назад, мне кажется, что если бы я проанализировал свое ощущение древности, то результаты были бы примерно такими, как я их описал. Но мы не должны задерживаться на том, что в лучшем случае смутно и неопределенно.

Первый случай, который заставил меня подумать, что ощущение древности может оказаться чем-то большим, чем кажется на первый взгляд, произошел однажды вечером, когда уже сгущались сумерки. Я читал популярный роман и, должно быть, задремал на несколько минут. Это не могло быть дольше, так как угасающий дневной свет не стал заметно меньше за это время забвения.

Я проснулся, вздрогнув, с тем внезапным чувством настороженности, которое часто приходит, когда человек пробуждается от чего-то неожиданного. Все было очень тихо, и даже отдаленные звуки фермерской работы отсутствовали. Одиночество казалось невыносимым; я мог бы быть единственным человеком на свете. Но не единственным живым существом! Напротив, возникло странное ощущение, что что-то происходит, и что это что-то интересное.

На довольно небольшом расстоянии слева от того места, где я сидел, начинался небольшой лесок, и его край был довольно резко очерчен. Я поймал себя на том, что смотрю на него, сам не зная почему. Я ожидал увидеть что-то, но понятия не имел, что именно. И вдруг среди деревьев маленького леса мне почудилось какое-то движение. Некоторые из них шевелились, хотя видимые причины для этого отсутствовали. Не было ни малейшего дуновения ветра, и движение не было всеобщим. Лишь некоторые деревья были потревожены, как будто какое-то гигантское животное пробивалось сквозь лес. Я услышал отчетливый звук ломающихся веток; но он звучал дальше, чем шум движущихся деревьев.

Все это продолжалось не более нескольких секунд, а затем звук прекратился, и деревья снова затихли. Возвращаясь в гостиницу в Лландуи, я прошел через лес, но ничего необычного не увидел.

Следующее происшествие случилось через два или три дня. Я читал на обычном месте, когда мое внимание привлекло фырканье и тяжелое дыхание, создавшие впечатление присутствия какого-то крупного животного. Но его и близко не было. Звук, очевидно, доносился издалека, и я поймал себя на том, что гадаю, какое животное может быть достаточно большим, чтобы производить его. Источник звука, казалось, находился гораздо дальше, чем маленький лесок, и не было никаких признаков беспокойства среди деревьев.

То, что это было не просто мое воображение или сон наяву, доказывалось тем, что я был не единственным слушателем. Несколько кроликов кормились в траве, совершенно не подозревая о моем присутствии за кустом, и было очевидно, что они тоже это слышали, потому что вздрогнули, навострили уши и внимательно прислушались.

Когда звук прекратился, они продолжили кормиться, но минут через пять снова встрепенулись и прислушались. Я снова ясно услышал грохот, как и в прошлый раз. Но это было далеко, и в лесу не было никаких признаков движения.

До сих пор я не придавал никакого значения этим пустяковым происшествиям. Казалось, они не стоили внимания, потому что, хотя и были любопытны, их можно было объяснить по-разному. Воздушные потоки иногда играют с верхушками деревьев странные шутки, а отдаленные звуки часто обманчивы. Но они оказались лишь прелюдией к гораздо более интересным и значительным событиям, которые не заставили себя ждать.

На следующий вечер произошло замечательное