Шрифт:
Закладка:
Духовное возвышение над собственным психофизическим состоянием можно также назвать экзистенциальным актом. Посредством этого самого акта человек открывает и вступает в ноологическое измерение бытия; более того, он даже создает это измерение как свое собственное. Но это нисколько не умаляет того, что люди и животные имеют общие биологические[184] и психологические измерения. Верно, что свойства животного в человеке носят отпечаток человеческого, но это не означает, что он перестает быть животным в большей степени, чем самолет перестает быть самолетом, когда он движется по земле, как легковой автомобиль. С другой стороны, самолет не докажет, что он настоящий самолет, пока не поднимется в воздух – в воздушное пространство. То же справедливо и для человека. В определенном смысле он остается животным, и все же он бесконечно превосходит свои животные свойства. Как самолет становится самолетом, только поднявшись в третье измерение, так и человек проявляет свою человечность, только выходя в ноологическое измерение за пределы самого себя, другими словами, трансцендируя себя.
Как видите, я говорю об измерениях, а не о слоях бытия, если выражаться формально. Ибо, по моему мнению, единственный способ справиться с вековой психофизической проблемой человека, не нарушая его целостности и единства, – это ввести подход, который я назвал димензиональной онтологией. Это означает, что мы больше не говорим о физическом, психическом и духовном слоях, потому что, пока мы это делаем, может показаться, что эти слои могут быть отделены друг от друга. С другой стороны, если мы попытаемся понять тело, психику и разум как разные измерения одного и того же существа, мы нисколько не нарушим его целостность. Такая пространственная интерпретация воздерживается от восприятия всего феномена как чего-то, состоящего из множества элементов.
Позвольте мне продемонстрировать это на примере. Если спроецировать стакан, стоящий на столе, из трехмерного пространства в двухмерную плоскость, он будет выглядеть как круг. Тот же самый стакан, проецируемый сбоку, если его рассматривать в профиль, будет выглядеть как прямоугольник. Но никто не может утверждать, что стакан состоит из круга и прямоугольника. Точно так же мы не можем утверждать, что человек состоит из частей, таких как тело и душа. Проецировать человека из сферы подлинно человеческой в область либо сомы, либо психики – значит нарушать достоинство человека.
Этот образ измерений и проекций позволяет нам понять одновременность человеческой целостности и единства, с одной стороны, а с другой стороны, различия между телесными, умственными и психическими процессами. Искусство можно определить как единство в многообразии. Нечто аналогичное, я бы сказал, справедливо и для человека, поскольку его можно определить как многообразие в единстве. Ибо на самом деле существует разнообразие измерений, связанных с человеком, и психотерапия должна следовать за человеком во всех этих измерениях. Нельзя пренебречь ни одним из этих измерений: ни соматическим, ни психическим, ни ноэтическим. Психотерапия не должна игнорировать свои метаклинические проблемы и отказываться от твердой основы эмпирических фактов и клинических данных. Если она забредет на эзотерические высоты, нам нужно призвать ее обратно на землю.
Насколько я понимаю, димензиональный подход предлагает единственный способ понять некоторые очевидные противоречия. Хочу еще раз обратить ваше внимание на аналогию, с которой мы начали. Хотя стакан – это открытый сосуд, его контур представляет собой замкнутый круг. Именно при пространственном рассмотрении становится ясным это противоречие, а также то, что это явное противоречие обязательно должно произойти. То же самое справедливо и в случае с человеком. В рамках неврологии, например, человек обязательно предстает как «не что иное, как» «закрытая» система физиологических рефлексов, в которой не остается места для чего-то вроде самотрансцендентного качества человеческого бытия. Но мы не должны обманываться тем, будто только и существует это измерение неврологии.
Где бы мы ни открыли книгу реальности, мы найдем ее полной противоречий; на каждой странице реальность изображается по-разному. Позвольте мне проиллюстрировать это оптическим изображением. Здесь рядом друг с другом изображены прямоугольник и треугольник. Даже когда мы перегибаем страницу так, что эти две фигуры накладываются друг на друга, их контуры невозможно совместить. Только когда мы обратимся к следующему, более высокому измерению и поместим страницу с треугольником вертикально, так чтобы она была перпендикулярна странице с изображением прямоугольника, противоречие разрешится само собой. Ибо мы увидим, что эти две фигуры представляют собой две разные плоскости проекции пирамиды.
В какой-то степени науке свойственно прибегать к проекциям. В принципе, наука должна методично игнорировать многомерность реальности и основываться на неизбежной фикции одномерного мира. Наука должна так же относиться к изучению человека; она должна проецировать его за пределы ноологического измерения. Если, например, я обследую пациента как невролог, так как у него подозревают опухоль головного мозга, я должен, конечно, действовать так, «как если бы» он существовал только в этом измерении. Но как только я откладываю в сторону свой рефлекторный молоточек, я снова расширяю свое поле зрения и снова могу воспринимать человеческую сущность пациента.
Точно так же правомерно проецировать человека за пределы ноологического измерения, но не в биологическое измерение (как в случае неврологического обследования), а в психологическое измерение. Это происходит, например, в рамках психодинамического исследования. Но если при этом не осознавать в полной мере, что мы берем за основу тот или иной методологический подход, можно легко сбиться с правильного направления. Прежде всего мы должны иметь в виду все то, что при данном подходе отфильтровали, поскольку, например, при исключительно психодинамическом подходе определенные человеческие проявления полностью ускользнут от нас. Прежде всего это касается таких вещей, как смысл и ценность; они исчезнут из нашего поля зрения, как только мы начнем рассматривать инстинкты и динамику как единственные действительные критерии, по той простой причине, что ценности не управляют человеком, а вытягивают его. Между управлением и направлением существует огромная разница, которую мы должны осознавать всякий раз, когда хотим получить с точки зрения феноменологического анализа доступ к целостной, неурезанной реальности человеческого бытия. При исключительно психодинамическом подходе чисто человеческое обязательно будет изображаться в искаженном виде.
Фрейд был достаточно гениален, чтобы осознавать, что его система была ограничена определенным измерением человеческого существования. Например, в письме Людвигу Бинсвангеру он признался, что «всегда ограничивал» себя рамками «первого этажа и подвала здания». Он стал жертвой редукционизма только после того, как высказал уверенность, что «уже нашел место для религии, поместив ее в категорию неврозов человечества»[185].
Мы рассматриваем логотерапию скорее дополнением, а не заменой психотерапии в узком смысле этого слова. Но, кроме того, логотерапия может внести вклад в создание целостной психотерапевтической картины человека во всех его измерениях – картины, включающей в себя и чисто человеческое, то есть ноологическое, измерение.
Чтобы психотерапия оставалась терапией, а не становилась симптомом в рамках патологии времени (Zeitgeist), ей нужна правильная картина человека; она нуждается в этом не меньше, чем в точной технике.
XII. Парадоксальная интенция: логотерапевтическая техника
[186]
Поскольку психотерапевтический процесс состоит из непрерывной цепочки импровизаций, то часто возникает вопрос: можно ли учить и научиться психотерапии? Кроме того, надо иметь в виду, что бесконечное разнообразие больных исключает возможность экстраполяции. Таким образом, перед психотерапевтом всегда встает кажущаяся невыполнимой двоякая задача: учитывать уникальность каждого человека и уникальность каждой жизненной ситуации. Тем не менее именно этой индивидуализации и импровизации надо учить и учиться.
Выбор соответствующего метода лечения, применяемого в каждом конкретном случае, зависит не только от индивидуальности пациента, но и от личности терапевта. Сложность задачи заключается в том, что последние два фактора необходимо рассматривать как «неизвестные», по крайней мере изначально. Чтобы проиллюстрировать этот момент, я часто говорю своим студентам, что выбор терапевтического метода для использования в конкретной ситуации можно сравнить со следующим алгебраическим уравнением: z = x + y, где z – это терапевтический метод, x – индивидуальность пациента, а y – личность лечащего врача[187].
Это уравнение демонстрирует, что решающим фактором в психотерапии является не столько метод, сколько отношения между больным и его врачом, или, если использовать популярное в настоящее время выражение, «встреча» между терапевтом
