– Не посмеете, – подал голос Домир. Рагдай и Ружан удивлённо обернулись, будто и забыли, что средний брат тоже был здесь.

– Что, надоело тебе веселье? – почти разочарованно протянул Ружан.

– Бесчестье надоело. Отец нас отправил исполнить его просьбу. А ты что творишь? Станешь царём, так будешь каждый день свои игрища устраивать.

Ружан медленно поднялся с места и встал напротив брата. Самоцветы на кафтане сверкнули прямо перед лицом Домира, и Ружан наклонился, уперев ладони в колени.

– У меня было два брата. Остался один. Но отец знал, что дело наше опасно, а зимние ветра лютые, как цепные псы. Если из путешествия вернётся лишь один царевич, Алария запоёт траурные песни, но сколько баллад можно будет сочинить, когда скорбь уймётся? Ружан Аларский – самый отважный и сильный, только ему удалось привезти старику царю диковинное чудище. Меня будут чтить поколения, а о тебе забудут. Так же, как об Ивладе.

Голос Ружана звучал мягко и сладко, как пряный мёд, но даже в зубах гадюки не сыскалось бы столько яда. Домир ответил старшему брату тяжёлым взглядом, и снова полыхнуло в голове видение: белый буран и порывистый ветер. Лита? Мёрзнет где-то?..

Молчание Ружан расценил как безвольную покорность и распрямился с довольной ухмылкой. Тут же вернулся и мельник, неся простой туесок.

– Государь, не силён я в колдовстве так, как тебе бы того хотелось, – прогудел мужчина, ставя туес на стол. – Но что умею, то сворожу. Дай руку мне, государь.

Ружан приподнял верхнюю губу, но быстро сменил оскал на усмешку.

– Прости, но лучше тебе обратиться к моему воеводе.

Он отступил, пропуская вперёд себя Рагдая.

Домир хмурился, наблюдая за ними. Конечно, Ружан не стал бы соприкасаться с колдовством – наверняка даже рядом с девоптицей у него волосы шевелились на затылке, но он храбрился. Вот и сейчас брат был почти уверен, что это колдовство отобрало у них Литу: он утверждал, что почувствовал присутствие вьюжных в том буране и весь был как борзая, унюхавшая кровь.

Рагдай закатал рукав и вытянул руку, глядя на мельника без тени доверия. Домиру показалось, что хозяин замыслил хитрость: вот мелькнёт топор из-под стола да опустится на воеводову кисть… Только Ружан так грозно щурился, не отходя ни на шаг, что Домир понял: не решится, если дорога́ своя голова и жизнь домашних. Мельник натёр бечёвку каким-то пахучим корнем и обвязал вокруг запястья Рагдая.

– Вот. Будет жечь – значит, близко ты к цели подошёл. Холодом потянет – не тот путь выбрал.

Рагдай нетерпеливо поднёс руку к лицу и потёр затянутую бечёвку. Корень окрасил её жёлто-рыжим, и такой же след оставался на коже.

– Что за хлам, старик? – фыркнул Ружан.

– Что просил. Колдовство. – Мельник развёл руками.

– Ну смотри, – недоверчиво протянул старший царевич, – если не найду пропажу за три дня, мои люди вернутся и сожгут твою мельницу вместе с домом.

Мельник побледнел, но не бросился Ружану в колени.

– Как решишь, так и будет, государь.

Домир опустил глаза и покачал головой. Ему было стыдно за брата, но он не мог даже извиниться перед мельником – вдруг Ружан и правда оставит его в лесу так же, как бедного Ивлада…

– Собирай людей, – велел Ружан Рагдаю. – Не станем тратить время.

* * *

– Вот и вся твоя спесь, царевна.

Нежата сперва услышала знакомый голос, а потом с трудом открыла глаза. Очертания предметов постепенно вырисовывались перед её взором, но этих покоев она не узнавала – таких точно не было во дворце. Повернув голову, она увидела Военега и поспешила сесть – на скамью её положили боком, как куль. Голова закружилась.

– Где я?

Воевода поджал губы, пряча ухмылку.

– Во дворе множество теремов, а ты привыкла ходить только по царскому. Увидишь, как живут другие.

– Я спросила тебя прямо. Не юли.

Военег присел рядом с Нежатой и взял её руку в свою. Царевна дёрнулась, но он держал так крепко, что заныли пальцы.

– Пусти. Когда отец узнает, он наложит на тебя опалу.

– Так уж узнает?

Военег поднёс руку Нежаты к лицу и жадно прижал к губам. К горлу царевны подкатила тошнота.

– Он всё узнаёт. А не он, так другой, кто точно не пощадит.

Вывернув кисть до боли, Нежата выдернула свои пальцы из руки воеводы и замахнулась для пощёчины, но остановила себя. Ей показалось, что она испачкается в грязи, если дотронется до его сурового, исчерченного шрамами лица. Нежата гневно сощурила глаза и прошипела:

– А если ты предашь царя и пойдёшь против его воли, я сама прокляну тебя и весь твой род.

– Но мне отчего-то не страшно.

Военег схватил Нежату за плечи и склонился над её лицом. Он дышал тяжело, будто захмелевший, глаза горели каким-то неистовым блеском. Нежате вдруг стало страшно: Военег – высокий и сильный, с широченными плечами, она же здесь одна, и никто не сможет ей помочь, даже зеркало куда-то подевалось…

– Я дарю тебе возможность ответить самой. Последний раз спрашиваю: пойдёшь за меня замуж?

Нежата смотрела в его горящие вожделением серые глаза, скользящие по её лицу, волосам и телу. Смотрела и чувствовала, как сильно колотится её сердце – но не от любви, а от возмущения и ярости. Воевода стал ей противнее, чем был когда-либо, раньше она думала, что его сватовство – игра, блажь, но теперь понимала – не шутит, пойдёт до конца, пусть даже по головам…

– Если не соглашусь – силой возьмёшь?

Военег обхватил её за талию и подтянул к себе, шепнул на ухо почти нежно:

– Из Северной Халкхи прибыл князь Греней, брат твоей матери. И другие желающие занять Азобор тоже скоро приедут, не сомневайся. Царь скоро умрёт, царевичи пропали, а что может сделать одна юная незамужняя царевна? Если не я, то другой тебя возьмёт, а кто будет с тобой так же добр? Иные и отравить не побрезгуют – на что живая царевна при мёртвом царе? А вместе мы князя уговорим назад возвратиться, если не словом, так силой, и бояре на твою сторону встанут.

– Если и встанут, то на мою сторону, а не на твою.

– Отчего же? И меня уважают. Царёв воевода, как-никак. Станет нашим Аларское царство от моря до моря. Любить буду, Нежата. Клянусь.

Он подался вперёд, опаляя щеку Нежаты горячим дыханием, притянул к себе царевну и впился жадным поцелуем в губы.

Нежата с силой оттолкнула Военега ударом в грудь. Опешивший воевода откинулся на скамью, тяжело дыша, а Нежата вскочила и гневно выпалила:

– Раз сам не боишься проклятий, побойся за своего сына! Про царевичей говоришь так, будто уже все трое сгинули, а сам забыл, что с ними твой Рагдай? Или Рагдаевой рукой-то и замыслил их сгубить? Пусть кто-то из бояр ждёт отцовской смерти, а узнать о тебе самое злое они тоже будут рады. Не из железа ковано твоё место, сместят и тебя, вероломец!