Опустившийся с вечера туман на рассвете так загустел, что, казалось, весь Муджин погрузился в банку с молоком. Интернат «Чаэ» находился на отшибе, на самом побережье, общественным транспортом добраться нелегко, поэтому Кан Инхо пришлось-таки сесть за руль и почти вслепую отправиться в путь. Видимость была нулевая. Он вел машину с черепашьей скоростью, двигаясь почти на ощупь. До ворот оставалось всего ничего, как вдруг в тумане обозначился какой-то силуэт — будто из той жидкости что-то вынырнуло на поверхность. От неожиданности он вдарил по тормозам. Кто-то стоял прямо посреди проезжей части. Дорога была такой узкой, что машина бы уже не проехала. На минимальной скорости Кан Инхо осторожно приблизился. Показалась фигура мужчины в черном костюме. Он стоял лицом к машине держа в руках лист бумаги с огромными буквами. Кац Инхо на автомате чуть было не посигналил, но передумал. Перед ним был Сон Хасоп, куратор общежития, которого несколько дней назад силком уволокли от дверей директорского кабинета. Кан Инхо остановил машину.

Надпись на листке гласила: «Меня несправедливо уволили». Старательно выведенные буквы на фоне туманной пелены выглядели как титры фильма, а сама фигура, нелепая и зыбкая, напоминала персонажа компьютерной игры на белом мониторе. Казалось, вот-вот выскочит окошко «Вы хотите прервать игру?» и, стоит легким движением пальца кликнуть на «Да», он мгновенно исчезнет. Крепко сжатые губы Сон Хасопа говорили: «Я готов на все и буду сражаться до конца! Мне отступать некуда!» Однако время от времени ему как будто не хватало воздуха и приходилось приоткрывать плотно стиснутый рот, отчего лицо искажалось страхом, напоминая осеннее поле под порывами ветра.

Кан Инхо вспомнил, что и в тот день он был в этом же черном костюме. Он невольно представил, как утром этот человек старательно повязал галстук, надел тщательно выглаженный костюм и сквозь туман направился сюда. У Кан Инхо защипало в глазах, и он уткнулся взглядом в руль. В этот момент сзади раздался пронзительный гудок. Его подперла синяя иномарка, моргая дальним светом; водитель нервно давил на клаксон. Из-за тумана было не различить, кто это — директор или его брат-близнец. Фары не могли пробить непроглядную пелену, и водитель засигналил еще громче и раздраженнее. В туманном кадре с Сон Хасопом появился охранник в черной униформе и принялся оттаскивать куратора с дороги. Синяя машина сигналила не переставая. Охранник, не ослабляя хватки, бросил грозный взгляд в сторону Кан Инхо. Тому ничего не оставалось, как тронуться с места. Из непроницаемой мглы, поглотившей куратора, кажется, послышался крик. Сон Хасоп хоть и был глухим, но мог говорить.

— Это увольнение незаконно! Я не совершил ничего предосудительного.

Еще вчера, когда, забрав Юри, он покидал интернат, Кан Инхо даже и представить не мог, с каким настроением будет встречать это утро. За какие-то сутки все внутри него перевернулось. И теперь казалось, что громоздкое архаичное здание интерната «Чаэ», смутно проглядывающее в белесой мути, защищенное с тыла всепоглощающим туманом, сверлило его взглядом. И тут ему в спину посыпалась ругань — словно отвесили подзатыльник:

— Что за кретин с утра пораньше устроил здесь цирк? Какого я должен торчать перед глухней, черт бы его подрал?!

Кан Инхо машинально обернулся, чувствуя себя совершенно потерянным, будто завис на белом экране компьютера. Пылающие злобой глаза замдиректора буквально испепеляли его.

— А, так это ты! Гребаный сукин сын! И без тебя проблем по горло. Че уставился, гаденыш?

Кан Имхо лишь оторопело моргал. Сначала он подумал, что зам перепутал его с глухим преподавателем. Дыхание стало прерывистым, мысли в голове перемешались. Словно он без всякой задней мысли спустился в подземку и неожиданно столкнулся со стаей голодных гиен — его буквально парализовало: ни страха, ни гнева, ни ощущения реальности, — как во сне. Однако потихоньку до него стало доходить, что все происходит на деле. Показания детей могли казаться дикими, вызывать протест, но действительность — вот она. Плотно сомкнув губы, Кан Инхо приблизился к заму. И ровным голосом проговорил:

— Мало ли что могло случиться, зачем же сразу на ругань переходить? Видели же, что на дороге человек стоит, если бы я попросил его посторониться, он бы не услышал.

— Вали давай! Или, может, тоже хочешь оглохнуть? Шляется тут…

Зам дал газу и чуть не снес Кан Инхо с пути.

«Давал по тысяче… уложил на стол… связал… сказал, не будешь слушаться… не дам денег на дорогу домой…» — вспомнил он слова Юри и ее ничего не выражающее лицо. Хотя нет. Оно не было безучастным. В приоткрытых губах и черных зрачках девочки мерцало некое волнение. Это было похоже на спящий вулкан, что потихоньку-полегоньку начинает пробуждаться. А сегодня утром он и сам ощутил подобное волнение.

Кан Инхо зашел в здание школы. В коридоре ему почудилось ужасающее зловоние — кровь и что-то еще, невыразимо дикое. Рот наполнился горько-кислой слюной, как при изжоге, подступила тошнота. Он поспешил на улицу и торопливо закурил. Неожиданно он пожалел, что вчера вечером, когда окончилась запись, не обнял Юри покрепче. Пытаясь справиться со своим собственным потрясением, он не нашел в себе силы уделить побольше внимания ребенку. Его переполняла благодарность матери Ёнду, что взялась позаботиться о девочке хотя бы на одну ночь. Лишь теперь он начал понимать смысл фразы «от имени всех родителей на этой земле».

Сон Хасоп стоял перед зданием школы. Он по-прежнему держал в руках листок, но от влажности бумага потеряла форму, буквы расплылись. Кан Инхо, чувствуя на себе пристальный взгляд охранника, приглушенно кашлянул. После чего приблизился к Сон Хасопу, в глазах которого внезапно промелькнул страх, и протянул ему визитку Со Юджин. Сон Хасоп переводил взгляд с визитки на Кан Инхо.

— Этот человек может помочь. Обратитесь к ней.

Сон Хасоп пристально взглянул ему в глаза, покачал головой и попятился, давая понять, что в этой школе он никому не доверяет. С каждым шагом его фигура становилась все бледнее, таяла в необъятной пасти тумана.

Кан Инхо вернулся в школу. Как и следовало ожидать, его тут же вызвали к завучу. С него спрашивали, почему Юри не ночевала в общежитии, ведь это под его ответственность ее отпустили из интерната.