тьму разбавлял слабый свет луны. Машина замедлила ход. Гравий кончился, началась грязь. Машина раскачивалась из стороны в сторону — шины попадали в узкие колеи.

— Предлагаю десять тысяч евро, — сказал я.

— Долг составляет двести двадцать тысяч.

— Но это не ваши деньги.

Он молчал.

— Я заплачу лично вам десять тысяч евро, если вы организуете мне встречу.

— Встречу?

— Во время нашего первого разговора вы сказали, что кого-то представляете.

— Нет. Я никогда такого не говорил.

— Вы использовали множественное число первого лица. Это послужило основой для моей гипотезы.

— Ты чего сказать-то хочешь?

Его холодные глаза отражались в зеркале. Машина двигалась, но очень медленно. Мы выбрались из-под покрова деревьев и приблизились к водоему — не то пруду, не то озеру. Как много времени заняла эта поездка? По моим прикидкам, от тридцати до тридцати пяти минут. По обе стороны машины не было видно ни одного строения — дома или коттеджа. Здесь не было ничего, кроме заросшего берега. Он заглушил мотор. Я читал, как трудно стартапу заразить инвесторов новой идеей, и поэтому нужно как можно быстрее произвести на них благоприятное впечатление. Но я сомневался, что многим начинающим бизнесменам приходилось излагать свои идеи посреди ночи на берегу озера, в котором их утопят, если идея не найдет поддержки. Теперь я понимал, что происходит. Часы тикали.

— В этом контексте я хочу сказать: десять тысяч евро, — сказал я. — Наличными или банковским переводом. На ваш личный счет. В обмен на организацию встречи с теми, на кого вы работаете. С теми, кто распоряжается суммами, сопоставимыми с размером долга моего брата. Повторяю: только за организацию этой встречи я заплачу вам десять тысяч евро.

А. К. плотнее сжал мое запястье. Я чувствовал его хватку, но мои собственные пальцы утратили всякую чувствительность. В наушниках по-прежнему ухали басы. Должно быть, это одна из самых длинных из когда-либо созданных композиций.

— Во-первых, у тебя нет денег, — сказал Игуана голосом, в котором не было убежденности. — И ты предлагаешь отвалить десять косых, чтобы я сделал один звонок?

— Это очень простая математика, — объяснил я. — У меня есть десять тысяч, но нет, скажем, трехсот тысяч. Чтобы получить более крупную сумму, я готов вначале заплатить более мелкую. А когда я получу предполагаемые триста тысяч, вы получите еще больше.

— Насколько больше?

— Это зависит от исхода встречи.

— В каком смысле?

— Десять тысяч требуют определенного терпения. Дальнейшее я скажу вам во время встречи.

— Откуда ты знаешь, что тебе это удастся?

— Я актуарий. И я не даю необоснованных обещаний.

На краткий миг все замерло. Затем Игуана поднял руку и указал ею вперед. Недвижимая вода сверкала в лунном свете, как лед.

— Это видишь?

Я кивнул.

— Для такого тощего, как ты, на дне места хватит.

— Понимаю, — сказал я, решив воздержаться от комментария по поводу соотношения объемов водоема и тела, погруженного в водоем.

Игуана посмотрел в зеркало, открыл дверцу и выскользнул из машины. Он отошел, но недалеко, и я видел, что он поднес к уху телефон. Затем он исчез за деревьями.

Я сидел в достаточно новой, высококлассной китайско-шведской машине.

Пока человек размером с гору держал меня за руку.

В других обстоятельствах это было бы одним из наиболее безопасных способов путешествовать — с точки зрения статистики. Но сегодня ночью этот вариант перешел в разряд одного из наиболее опасных. Когда переворачиваешь уравнение, все меняется. В то же самое время я думал о своем неожиданном спокойствии. Частично это объяснялось тем, что я был невероятно измотан и, видимо, пребывал в состоянии шока. Я чувствовал, что у меня ломит мышцы, как при высокой температуре, а в голове мечутся мысли. Наверняка мой разум достиг критического предела напряжения и даже пересек невидимую границу. Как будто я добрался до вершины высокой горы. С одной стороны, меня нещадно хлещет ветер, но с другой — я еще дышу.

Игуана возник как из-под земли. Он больше не говорил по телефону, его руки свисали вдоль тела. По выражению его лица ничего понять было нельзя. Он сел в машину, захлопнул дверцу и поудобнее устроился на сиденье. На все это ушло с минуту. Он молчал.

Я сознавал: первые слова, которые он произнесет, будут означать, направлюсь ли я к ближайшему банкомату или приготовлюсь к очень долгой ходьбе с очень короткого пирса. В зеркале заднего вида появились глаза Игуаны. Своих пальцев я не чувствовал уже какое-то время, но сейчас перестал ощущать также руки и ноги. Я превратился в одно висящее в воздухе одинокое громовое сердцебиение.

— Я возьму десять тысяч наличными, — сказал он.

4

Я сразу понял, что телефон звонит уже какое-то время. Шопенгауэр лежал около кровати в полной отключке. Я не имел ни малейшего представления о том, который час. Разумеется, для меня это нехарактерно. Так же, как нехарактерно договариваться о встрече с гангстерами и рано утром снимать со счета все свои сбережения. Но именно это и произошло. Шопенгауэр поднял голову, прищурился и посмотрел на меня. Телефон продолжал звонить. Кот смотрел не на телефон, а на меня, как будто это я был виноват в том, что его разбудили. Впрочем, так оно и есть. Я сел в кровати и начал шарить по ночному столику в поисках телефона. Тщетно.

Я вышел в прихожую. Телефон лежал на тумбочке рядом с вешалкой. Номер незнакомый. Я ответил: «Алло!» Лаура Хеланто спросила, я ли это. В ее голосе звучала уже привычная мне живость, и настроение у меня сразу поднялось. Трудно сказать, как и почему, но у меня неизменно улучшалось настроение, стоило мне услышать ее голос. «Это я», — сказал я. Затем я взглянул на свое отражение в зеркале и подумал: а может быть, это и не я. Я заснул в рубашке. Раньше такого никогда не случалось. Я отвернулся от зеркала и попытался сосредоточиться на словах Лауры Хеланто.

— Прошу прощения, — перебил я ее. — Я только проснулся. Все в порядке?

— Да, — сказала она. — Я сейчас в Питяянмаки, вот и подумала, может, подбросить вас до Парка. Мне по пути.

— Подбросить? Из Питяянмаки? Но как?..

— Я в промзоне, — сказала она, как будто не слыша моих вопросов, что вполне вероятно: она явно звонила из