паленым — похоже, жжет на лампе лишние бумаги.

— Готовы, мадам Кольт?

— Нам собраться, что высморкаться, — пробурчала Катрин.

— Ну-ну, спокойнее. Пусть жизнь полна сюрпризов, наш с вами договор нерушим. Лодка ждет…

Нагруженные бывшие археологи вышли на палубу, вахтенный так и не появился. У Катрин возникло нехорошее предчувствие, что он тоже спроважен… и отнюдь не на флагман. Шеф по мелочам себя обременять не станет, упростит задачу, а безмолвный Нил все спишет — в себя примет.

— Вы на весла или я? — подтягивая отягощенный тесаком ремень, спросил шеф. — Говорят, вы неплохо гребете.

— Немного умею, — признала архе-зэка, опуская в лодку штуцер. — Куда направляемся?

— На тот берег, придется взять слегка против течения, — указал Вейль.

Карту Катрин видела, местность помнила — это шеф намылился за реку, в район катакомб. Практически напротив города, но место безлюдное. Самое время к ночи туда заявиться. Наверняка, рандеву с проводником и лошадьми.

Лодка слушалась весел отлично — ухоженное корытце, не лишенное изящества. Не поскупился начальник на средство передвижения.

— А вы, я вижу, недурно отдохнули. Посвежели, бодры как никогда, — одобрил Вейль.

— Да ну вас к черту, — сумрачно молвила архе-зэка. — Не морочьте бедной девушке голову. Если мы в пустыню, то что там с лошадьми и запасом воды? Это, знаете ли, немаловажно, и меня немного волнует.

— Все нормально, мы всецело подготовлены, — заверил шеф.

Дальше плыли в молчании, течение порядком мешало. Западный берег и дыры-норы катакомб уже утонули в быстрых сумерках, восток и городские кварталы еще озарял последний луч солнца тонули. Вот сквозь шум воды бурунов донесся первый призыв муэдзина и почти сразу затрещали выстрелы. Много и часто — явно не случайная пальба. Катрин неловко шлепнула веслами.

— Поосторожнее! — озаботился шеф. — И не обращайте внимания. Это уже абсолютно не наше дело. Мы выполняем договор, остальное остается за кормой.

— Выполняем, — шпионка навалилась на весла. — Вейль, вы — самка собаки.

— Можете поругаться, если вам станет легче, — равнодушно разрешил шеф. — Только лодку не переверните, порох намокнет, а он нам еще может понадобиться. Но к чему столь болезненные реакции? У каждого из наших попутчиков своя дорога, лично вы, да и я, им ничего не обещали.

— Как сказать.

— Как ни говори, а мне на них плевать, — шеф пружинисто выпрыгнул на берег, придержал нос лодки. — Высаживайтесь, весла можете бросить.

— Вот прямо сейчас. Лодку отпусти, чмо.

— В каком смысле? — глаза Вейля опасно сузились. — Катрин, не расстраивайте меня. Напомню: у нас договор.

— Именно. Так что у меня еще два часа полноценного выходного дня. И я чувствую себя просто обязанной попрощаться с Дикси, мы с собачкой не на шутку сдружились.

— Не глупите. Что вам они? Пустые люди.

— Не собираюсь объяснять. Лодку отпустите.

Катрин была готова выстрелить — пальцы практически легли на рукоять «англичанина» — и Вейль это видел. Шеф отпустил нос лодки, показал открытые ладони и холодно предупредил:

— Жду до рассвета. Или договор будет разорван.

— Услышала, — Катрин налегла на весла.

Шеф еще стоял у воды, на него и камни берега стремительно оседала ночная тьма. На другом берегу, в городе, все шире раскатывался, перестук мушкетных выстрелов, похожих на треск шутих, вот бухнула взволнованная пушка…

— Нет, ну ты и гад, жука твою маму… — обратилась Катрин к едва различимой фигуре на берегу и принялась огибать опасные камни…

[1] Храм в Ком-Омбо — храм второго века до н. э. с двумя симметричными частями, посвященными разным богам; слева — Себеку с крокодильей головой; справа — древнему великому Гору с головой сокола. На описываемый момент храм был практически занесен песком. В настоящее время восстановлен, электрифицирован, туристофицирован, и т. д.

[2]Город Асуан фигурирует в тексте так же как Сиена или Новая Сиена, как его тогда именовали французы генерала Дезе, те еще путаники. (прим. перевод.)

Глава восьмая. Ночь и пальмы

Все же есть в гомо сапиенсах малообъяснимые поведенческие странности. Вот, к примеру, китайцы. Подойдешь к ним, спросишь: сразу разрыдаются, расчувствуются, презенты суют. Давеча один с себя пуховик сбросил, всучил. Я говорю — «размер не мой». А он «твоя бери, все бери, твоя моя не обижай!». Понимаю: мучаются и раскаиваются. И поделом! Но вопрос-то не закрыт. Все-таки с какой-такой дури они этот шмондючий порох изобрели?

Л. Островитянская. Записная книжка № 46/04 (вторая половинка)

Если кто найдет половинку блокнота (переплет черного цвета с оранжевым кенгуру, внутри умные мысли) обращаться в ближайшее отделение «Почты Нельсона». Гарантируем достойное вознаграждение — льготное подключение к 4G (когда появится).

Р.S. Жечь блокнот из соображений отсталых суеверий запрещается! Кенгуру — это не мистический дарк-топтун, а толстозадая крыса с сумкой.

Объявление.

ночь с десятого на одиннадцатое фрюктидора

Случается, что и опытные шпионки ошибаются. Рокот воды, береговые откосы, искажающие удаленные звуки, вполне способны обмануть слух — грохот, принятый Катрин за пушечный выстрел, был взрывом. Первый же удар врага нанес экспедиционной дивизии непоправимый урон.

Итак, по порядку. Призыв муэдзина к закатной молитве был назначен условным знаком начала выступления сил сопротивления: мамлюкам, египтянам и воинам-арабам немногочисленных подкреплений армии Мурад-бея, успевшим подойти с востока, на этот раз удалось следовать относительно четкому плану. Естественно, ни о какой координации после начала операции не могло идти и речи, но сам порядок действий заговорщики пытались соблюсти неукоснительно.

После призывов с минаретов ждали обещанного взрыва — с ним получилась задержка по техническим причинам (точно рассчитать время срабатывания импровизированной конструкции из химического детонатора, простейшего фитиля и порохового заряда было невозможно). Таящиеся в городе группы воинов, изнемогшие в подвалах и укромных садах Сиены, не дожидаясь подрыва атаковали здание французской комендатуры и конюшни драгун. Конюшни лазутчикам удалось поджечь, караульные здесь были убиты на месте, мамлюки, засевшие на соседних крышах, обстреливали выбегающих во двор казармы драгун. С комендатурой дело пошло сложнее: двое часовых погибли на посту, но ценой своей жизни позволили коменданту и бывшим с ним французам схватиться за оружие — ворвавшиеся в дом диверсанты,