что-то темно-зеленое, мятые дольки помидора, нарубленное вареное яйцо, все это густо полито чем-то похожим на майонез. Центром яства служила маринованная тушка рыбы, смахивающей на сайру. Ладонь Катрин немедля оказалась измазана жиром.

— Это зачем?! Эй, и почему я вдруг «баронесса»?

Порядком растерянная архе-зэка завертелась на месте, ища внезапную самаритянку-осведомительницу. Тетки не было. Только что тяжко ковыляла (корма как у миссисипского парохода), но враз исчезла.

Катрин отошла в сторону, освободилась от никаба, принюхалась: рыба пахла заманчиво, остренько, к тому же с нее вот-вот соус закапает. Гм, хотели бы отравить, как-то попроще к делу приступили бы. Шпионка села на обломок камня (наверняка имеющего немалую историческую ценность), осторожно попробовала угощение — вкус нетривиальный, но на языке так и тает. И как дивно бутерброд на давешний напиток ложится-то!

Немногочисленные прохожие обходили экстравагантную чужеземку в ярких мужских шальварах и роскошном синем жилете. Просто ужас кто нынче шляется по улицам добродетельной Сиены, довели город…

Сэндвич проскочил в один миг, но Катрин еще сидела, размышляя. Насчет предупреждения все понятно — Мурад-бей попробует взять свое. Видимо, одновременный налет и попытка диверсионной атаки изнутри городка. Выждут, пока французы успокоятся, осмотрятся, потеряют бдительность. Шансов у мамлюков немного, но болезненные неприятности доставить могут. С этим придется разбираться вечером и завтра. Предупреждать генерала? Наверное, в штабе такой вариант предусматривают. Но кто эта тетка, и не начата ли еще какая-то непонятная многоходовая игра? Вейля с утра не видно, что он и где он… Но ход с «внезапной доброй теткой» абсолютно не в стиле начальника экспедиционной безопасности.

Очевиднее всего напрашивалась связь Тетки-с-Рыбой и Правнука Бедуинов. Внешне они, естественно, ничуть не похожи, акцент и манера построения фраз иная, но «импортированные» слова и общая логика…

Катрин вздохнула и пожала плечами. На жизненном пути ей частенько попадались странные загадки и бессмысленные тайны. Иногда они разгадывались-разъяснялись, чаще так и оставались необъясненными. Это только в книжках все растолковывается на последних страницах, все ружья прямо-таки обязаны бабахнуть, а единоличным убийцей назначается бедолага-садовник. Ну, с садовниками всяко случается — иной увлеченный специалист способен человека на удобрения и запросто так отправить, без вдумчивого сюжетного обоснования. Но с ружьями все сложнее — Катрин доводилось бывать в арсеналах, там этих девственных стрелковых стволов десятки тысяч… Иные по сто лет лежат, да под пресс так и отправляются, не стрелявши. Жизнь много скучнее законов искусства, по-детсадовски переиначенных досужими любителями растолковываний.

Лодочник что-то такое говорил и не выражал желания плыть немедля, но Катрин, подкрепленная бутербродом и осознанием, что выходные дни могут оказаться укороченными, сгребла доброго асуанца за шиворот и помогла спуститься в лодку. Коллеги-собратья лодочника проявили бурное недовольство, но шепотом.

До острова было недалече — по сути, Асуан (который Сиена) вместе с окрестностями весьма невелик. Вода казалась почти озерно-прозрачной, надвигались живописные, в меру обрывистые островные берега с редкими спусками к воде. Зелень и развалины, видимо, и жутко исторические, и не особенно, верхушки пальм, и снова желто-серые камни руин древних сооружений… Берег казался необитаемым, но вот показались две фигуры в узнаваемых мундирах 21-й полубригады, признав гостью, один из вояк замахал двууголкой…

— Польщен, — признался Денон, не отрываясь от альбома — он зарисовывал уцелевшую стену святилища Аменхотепа. — Полагал, вы вновь отправитесь с гражданами исследователями на эти ваши таинственные изыскания и замеры.

— Пока не определились, что именно изыскивать, потому разрешено прогуляться бесцельно и бессмысленно, — объяснила Катрин. — Но цель у меня все же есть. Разумеется, если у вас найдется несколько свободных минут. Ужасно нуждаюсь в содействии благородного и сдержанного человека.

— О! Для вас все что угодно! Сейчас окончу рисунок…

Катрин сидела на обломке сглаженной солнцем и временем каменной балке, наблюдала за работой художника. Все же следить за талантом — истинное удовольствие. Ложились на бумагу тонкие штрихи, застывали навечно очертания древних живописных ворот. Рисунки-свидетельства, чуть схематичные, лаконичные, но кажущиеся тем более подлинными, гм, документальными, именно в этой черно-белой гамме. Солдаты охраны разбрелись по берегу, устроились на обломках стены, курили, издали поглядывая на работу неутомимого художника.

— Мадам, могу ли я напомнить о той беседе и моей просьбе о позировании? — Денон не оборачивался, продолжая зарисовывать. — Надеюсь, с моей стороны не будет непростительной дерзостью профессионально обратить внимание, что шея у вас истинно античной формы.

Вот не оборачивается, а знает, что ворот сорочки архе-зэка раскрыт и молодое вдовье тело более чем обычно представлено солнечным лучам, так мягко пробивающимся сквозь естественный зонт пальмовых ветвей. Резкая граница загара и не-загара в нынешний, оканчивающийся, век восхищает далеко не всех, но художники, бесспорно, выше модных условностей.

— Что шея, я и вся такая гомеровская, если не сказать глубоко одиссейская, — улыбнулась архе-зэка. — Хотя и абсолютно не классическая. А если говорить о позировании, так сочла бы за честь. Но, увы, время поджимает. Поговаривают, что завтра в город готовятся наведаться неистовые воины Мурад-бея и нам придется сосредоточиться на прикладных видах боевых искусств.

Художник, наконец, бросил взгляд через плечо, наверняка оценил изящное положение обтянутых шелком шальвар длинных ног молодой дамы, но как истинный джентльмен, воздержался от бурного проявления восторга.

— Откуда слухи? В штабе обсуждали подобную возможность, но слабо верят в дерзостность замыслов мамлюков, их боевой дух основательно подорван. Пока нет никаких реальных признаков подготовки к сражению. Мне не слишком верится, что Мурад-бей рискнет поставить на карту столь многое. Иной раз слухи, просто слухи, а уж болтают на нашей изнемогшей флотилии…

— Слухи с рынка. Тоже ничего конкретного, но упорно называют завтрашний вечер. На всякий случай будьте осторожны, гражданин барон. Едва ли египтяне атакуют боевые роты, но штаб и обозы вполне могут куснуть. А мы с вами, увы, обитатели самых мягких тылов.

— Буду осторожен и предупрежу наших офицеров. Но, Катрин, помилуйте, «мягкие тылы» звучит для мужчины слишком обидно. Да и опять этот «барон». Забудем титулы прошлого.

— Я бы охотно предала забвению все титулы, но сегодня меня саму внезапно обозвали «баронессой». Поразмыслив, пришла к выводу, что титул как ранение — навечно врубается в слабую человеческую плоть. Несомненно, едва ли титул прибавляет человеку достоинств, но и стыдиться его незачем. Учитывая революционные времена и иные требования эпох, не будем дразнить бурлящие массы, мы с вами люди скромные. Но что с