Если бы терпение было абсолютно необходимо во всех случаях, то мы бы отложили такое путешествие, сразу же сосредоточившись на первоначальном сообщении, а не прокладывая к нему путь через сбивчивый рассказ Матфея. Но если мы сбились с пути, то теперь нам тем более легко следовать тому, что требует от нас краткости. Поэтому мы лишь вкратце отметим, что этот раздел речи Марка не только прост, ясен и связен, но и имеет достойное завершение и находится в надлежащем соотношении с формой и объемом предшествующих разделов; Что касается переработки Лукой этого отрывка, то отметим лишь, что он оставил первую половину отрывка нетронутой, по крайней мере, по своей структуре, но вторую половину переделал в очень вялую проповедь о бдительности, опустив притчу о хозяине дома, удалив замечание, что это относится ко всем, а в середине между двумя половинами также опустив изречение о том, что никто не знает часа. Теперь мы сразу же переходим к Матфею, и поскольку нас уже не может оттолкнуть масса повторений и мешающих, по крайней мере, мешающих прогрессу эпизодов в работе Матфея, поскольку мы можем ожидать такой массы и потока с самого начала, мы сразу же приступаем к работе, чтобы объяснить, как Матфей снова пришел к такому избыточному накоплению материала.

Первый отрывок: притча о смоковнице, замечание о том, что все это следует ожидать в этом поколении как вполне определенное, но что никто, кроме Отца, даже ангелы — «даже Сын» в написании Марка является поздней вставкой, что-то о часе и дне: все это добросовестно скопировано с Марка. Если же далее говорится: как были дни Ноя, так будет и пришествие Сына Человеческого, и если это сравнение далее развивается со стороны образа, то прежде всего настораживает то, что оно не развивается со стороны дела, настораживает то, что оно лишь впоследствии отмечается: Вы не знаете, когда придет Господь ваш, и путаница достигает высшей степени в том, что посредине между двумя замечаниями развивается мысль, не связанная непосредственно ни с тем, ни с другим, что тогда в это время все пойдет прекрасно и из двух живущих в одних отношениях один будет принят, другой оставлен. Матфей снова обогатил и запутал речь Марка изречениями из той вариации, которую Лука составил по некоторым ее мотивам, но в другом месте. Лука, который также сочинил изречение о днях Лота, заимствовал изречение о днях Ноя и о двух, один из которых был принят, а другой отвергнут.

Смотрите, продолжает Матфей, ибо не знаете, в который час Господь ваш приидет. Ваш Господь! Если ученики, как слуги Господа, должны быть призваны к бодрствованию, то как к этому относится притча о домохозяине, который должен был бодрствовать, если бы знал, когда придет вор? Не подходит. Только потом идет притча о верном рабе, которого хвалят за то, что он послушно выполнял распоряжения хозяина в его отсутствие, но тут же продолжается: «Но когда тот раб без орехов говорит себе: «Господина долго не будет»», т. е. если таким образом перейти к аналогу, к притче о рабе без орехов, то путаница получается восхитительная, ведь до этого ни слова не было сказано о «том» рабе. Однако у этого вопроса есть смысл и контекст в тексте Луки, который Матфей так вкусно скопировал на этот раз. Иисус только что говорил о Своем Втором пришествии и в притче призывал людей к бдительности. Тогда Петр спросил: Господи, Ты говоришь эту притчу нам или всем? Иисус ответил притчей о рабе, которого хозяин находит послушным его приказаниям; но если этот раб, продолжает Лука, скажет в сердце своем: «Долго не будет господина моего», т. е. не вернется, то он не вернется. Лука говорит об одном и том же рабе и лишь описывает его разную судьбу, которая выпадает на его долю в соответствии с разным поведением; Матфей же сохраняет переход «но если тот раб» и делает из него раба, который решен с самого начала, при этом он, конечно, не может дать нам понять, откуда вдруг взялся «тот нечестивый раб». Лука опускает притчу о хозяине дома и слуге в рассуждении о последних вещах, переделывает ее в притчу о верном или ничего не подозревающем слуге, добавляет образ хозяина дома и вора и, чтобы не потерять ключевое слово «ночной дозор», переделывает другую притчу, а именно о слугах, ожидающих возвращения хозяина со свадьбы — а Матфей? потому что Господь вводит эту притчу увещеванием: «светильники ваши горят», делает из нее притчу о юродивых и благоразумных девах, а именно, добавляет к ключевым словам и к ситуации этой первой притчи Луки одновременно и аналог третьей.

5. Юродивые и мудрые девы

Не останавливаясь на замечании о том, что до притчи о девах увещевание к бдительности и так простиралось сверх всякой меры, так что теперь, благодаря новому добавлению, последняя мысль о мере оказывается осмеянной, мы скорее обратим внимание на то, что Матфей не смог полностью переработать притчу Луки, которую он теперь хочет превратить в новую.

Считается общепринятым объяснение, что девы — это подружки невесты. Но где это видано, чтобы подруги невесты догоняли жениха? Скорее, он и его друзья догоняют невесту. Неужели для подружек невесты так важно быть умными или глупыми? Думается, что только для невесты: только для нее важно принять жениха в нужное время, только для нее звонок: «Жених идет!» так важен, как это предполагается в притче. Наконец, как могут подружки невесты так настоятельно, как пятеро в притче, требовать, чтобы их допустили к жениху, и что значат слова жениха «Я не знаю вас», если они обращены к подружкам невесты?

Так что о подружках невесты ничего не сказано! Отношение жениха к невесте — вот основа коллизии притчи. Но разве жених приходит к невесте только ночью, чтобы отпраздновать свадьбу? А к десяти невестам? В этой притче Матфей не сделал ничего правильного. Вместо того чтобы вести себя как подружки невесты, десять дев ведут себя как невесты, а они опять-таки не могут быть невестами, поскольку, не говоря уже об их количестве, Господь обращается с ними как со служанками и слугами, когда требует, чтобы они принимали его со светильниками во время его ночного прихода. Мы уже объясняли эту путаницу, когда говорили, что у Матфея ключевые слова