Banya находилась на улице Де Ля Сурдьер, туристов заманивают в этот район, чтобы продать фартуки, подносы и подстаканники с изображением Эйфелевой башни. У Майка после перелета болела спина, он нашел это место в Интернете. Мы прочитали, что там также предлагают массаж и соляной пилинг. На фотографиях, кроме обстановки, были раскрасневшиеся мужчины и женщины, они улыбались в объектив, будто подвыпили на корпоративе. К кованой решетке двери бани была приклеена записка: чтобы впустили, нужно позвонить по указанному номеру. Около двери стояла невысокая полная блондинка и разговаривала по телефону на русском. На ней было черное платье с открытыми плечами и вплетенными в ткань блестящими красными, голубыми и золотыми нитями. На голове – прическа, на лице, несмотря на жару, – плотный слой макияжа. Не похоже, чтобы женщина собиралась в сауну или на массаж.

Внутри холл был отделан сосновыми досками. Хороший знак, обнадеживающий, как в банях дома, в Бруклине. Мы прошли за невысокой женщиной к стойке регистрации, на которой выстроились в ряд разобранные куколки-матрешки. Из задней комнаты появилась вторая блондинка – высокая, будто бы вытянутая копия первой женщины. У обеих – одинаковые желтые волосы до плеч, одинаковые кукольные лица, одинаковые глаза с безучастным и одновременно навязчиво-приветливым выражением. Высокая кивнула низкой, та скрылась в подсобном помещении. Оставшаяся блондинка в коротком красном халате на французский манер поцеловала моего мужа в обе щеки. Когда она целовала меня, я почувствовала, как ее рыхлая грудь коснулась обнаженной кожи моей ключицы.

Если бы я не была растеряна, прикосновение тела этой высокой женщины, возможно, дало бы толчок возбуждению. Но, кроме смущения, которое я испытывала в этот момент, подействовало и то, что секс, во власти которого я оставалась на протяжении тридцати лет, теперь медленно уходил из моей жизни. Его сигналы, когда-то такие отчетливые, стали очень тихими, почти неслышными.

Высокая девушка зашла за стойку и вытащила ксерокопию в файле. На ней под фотографией женщины было написано: 50 евро, включая парную. Под фото мужчины – 120 евро. Я спросила ее, почему для мужчин настолько дороже. Она посмотрела на меня, потом на мужа. Я поняла, что ее первое впечатление о нас совершенно изменилось. «Потому что для мужчин», – ответила она.

Внутри парной мы расстелили полотенца на горячей древесине и надели купальники, чем, очевидно, позабавили высокую женщину. «Что это за место?» – спросила я. Майк засмеялся и ответил: «Понятия не имею». За много лет работы в полиции он привык к абсурдным ситуациям. Он поднял вверх свою бледную руку и согнул за спину, потягиваясь. Он наслаждался жаром. Я сказала: «Думаешь, у них тут не только массаж?» Он поменял руку, его очки полностью запотели. «Может быть, – ответил он. – Хочешь уйти?» Я хотела. Но еще мне было стыдно. Только посмотрите, парочка наивных и глупых американских туристов. Плюс я не могла до конца поверить, что это бордель. Я представляла себе такие места, но вдруг оказаться в одном из них не в фантазии, а в реальности казалось одновременно невозможным и зловещим. Тут дверь распахнулась, и вошел голый мужчина, опоясанный толстым бубликом плоти. А под ним, словно два кокоса, обернутые в нейлон, висели тяжелые гениталии. Он сел в углу и уставился на нас с Майком так, будто никогда прежде не видел людей.

В парижской сауне, точно такой, как эта, арт-критик Катрин Милле, автор «Сексуальной жизни Катрин М.» (La Vie sexuelle de Catherine M.), пишет о том, как она была с несколькими мужчинами одновременно: «Я то сгибалась, то тянулась вверх, чтобы взять в рот все нетерпеливые члены». Эта сцена оргии наложилась в моей голове на неловкую ситуацию в настоящем. Что должно было произойти и должно ли было произойти хоть что-то? Мне становилось жарко, но не только из-за горячего воздуха, который струился от металлического устройства в углу, где тлели электрические угли. Подступала аура перед приливом. Нормальная реальность отлетела прочь, как панель управления в невесомости космического корабля, жар побежал вверх, как огонек по фитилю. Майк решительно отказывался от массажа, а мне казалось, что я должна сделать все процедуры и поскорее покончить со всем этим.

Я встала, сказала, что пойду на массаж, выскользнула из жара парной и пошла через коридор к стойке, за которой высокая блондинка читала что-то в мягком переплете под техно. Низенькая переоделась в фирменный красный халатик и сидела на полу у стены, по-прежнему разговаривая по телефону. У нее был неоново-оранжевый педикюр. Высокая посмотрела на меня так, будто забыла, что я уже расплатилась. Но потом широко улыбнулась – уголки губ распороли щеки. Сказала что-то резкое на русском. Низкая резко встала и быстро пошла по коридору. Она сняла халат, повесила его на крючок. Ее пышное тело все же было молодым и привлекательным: тяжелая грудь с крупными набухшими сосками, между ног совсем не было волос, только щель – темно-розовая и бугристая. Я смотрела, как она распахнула дверь сауны и исчезла внутри.

* * *

Ее тело напомнило мне о том, как я впервые увидела плоть, не принадлежавшую никому из членов семьи. В старших классах я встречалась с парнем. После кино и пиццерии мы лежали на клетчатом пледе под желтым школьным автобусом на парковке баптистской церкви. После часа поцелуев и настойчивых ласк прямо под животом у него вдруг возник упругий розовый объект. Член казался не связанным с его телом, грубым, незаконченным, как смятый в колбаску ком глины.