Все дальнейшее слилось для меня в сплошной непрекращающийся кошмар. В один момент я узнала, что не принадлежу более к высшему обществу, а являюсь пособницей государственных преступников, то есть всех мужчины нашего круга, решивших, что раз власти больше нет, то теперь можно все. Как заявил человек, представлявший правящий Сенат Народной Республики Аквилония, теперь наших мужей, их слуг и офицеров корабля - всех, кого застигли с оружием в руках - ждет усекновение головы по обвинению в превышении и узурпации власти, а также порабощении свободных людей. А нас, честных леди, признанных их сообщницами, местные власти намеревались изгнать в дикую местность голыми и босыми или направить по какому-то там Пути Искупления, чтобы впоследствии тех, кто исправится, превратить в своих сограждан. А я не понимаю, что во мне можно и нужно исправлять, ибо считаю себя доброй христианкой, добросовестно исполнявшей все господние заповеди и щедро делавшей взносы на благотворительность.

При этом, в отличие от нас, леди и джентльменов, объявленных проклятыми и презренными, к нашим бывшим рабам местные власти отнеслись с полной доброжелательностью, заявив, что все слабые, сирые и убогие найдут у них самую полную поддержку. Мол, больных они вылечат бесплатно, голодных накормят, а сиротам дадут хорошее воспитание и образование. И все это только с расчетом на то, что все эти люди будут трудиться на них не из-под палки, и не за мелкую монету, а исключительно ради общего блага. И тогда я поняла, что оказалась во власти ужасных маньяков, вывернувших наизнанку все естественные общественные установления. Первые у них оказались последними, а последние первыми, и теперь всем нам придется мириться с этим всю оставшуюся жизнь, потому что никаких других властей в этом мире для нас просто нет.

Потом эта летающая штука стала увозить с места крушения людей - примерно по тридцать человек за раз, начав с женщин с детьми из числа пассажиров третьего класса, добровольно вызвавшихся служить их Аквилонии. Потом очередь дошла до добровольцев-мужчин, и только когда солнце стало клониться к горизонту, вооруженные девки принялись прикладами своих ружей подталкивать к раскрытому зеву этого летающего чудовища упирающихся и плачущих истинных леди, их детей и служанок. Мой взрослый сын Теренс даже со связанными руками попытался кинуться нам на помощь, но получил от одной солдатки удар прикладом в живот и упал на землю, согнувшись пополам. Единственные из нас, что пошли сами, без сопротивления и проклятий, опять же были сестры Пирсон, их дуэнья мисс Стюарт и служанка мисс Поттер. Барбара сказала им, что, возможно, отсутствие сопротивления сделает этих людей добрее, и что глупо сопротивляться тому, чего нельзя избежать.

Когда меня, растрепанную и плачущую, втолкнули внутрь той летающей штуки, то я увидела, что там на местах кучеров сидят три ужасных чернокожих чудовища, скаля на меня свои острые зубы. И в этот момент от страха и невозможности убежать я потеряла сознание, как и положено делать истинной леди при встрече с опасностью. Очнулась я от того, что кто-то был меня ладонью по щекам, приговаривая: «Просыпайтесь, миссис Питерсон, мы уже прилетели». Как оказалось, это снова была Барбара Пирсон. Я уже хотела было наброситься на эту мерзавку с кулаками, но тут вошли две вооруженные солдатки, на этот раз без раскраски на лицах, и мне сразу расхотелось драться. Я уже знала, что эти злобные фурии по отношению к представительницам своего пола при малейших признаках сопротивления моментально пускают в ход грубую силу, и не хотела получить удар прикладом по любому месту своего тела.

Когда мы вышли наружу, где нас уже ждали семейства Морганов и Кэмеронов, я увидела, что мы и в самом деле находимся совсем в другом месте, и на первый взгляд оно выглядело как райская идиллия. Неподалеку протекала величавая широкая река; на ее глади застыли на якорях несколько парусных кораблей. Вокруг росло множество деревьев и кустов; я видела беленые строения неизвестного назначения, а откуда-то из-за пригорка доносился звон молота (то кузнец бил по наковальне), и оттуда же в вечернее небо поднимались столбы дыма. Но эта сельская идиллия не расслабила меня, а только разозлила, ведь все в этом богатом поместье принадлежало моим злейшим врагам, лишившим будущего всю нашу семью.

Нас встречали двое: худощавый юноша, разговаривавший по-английски с простонародным лондонским акцентом, и один из местных начальников - мускулистый человек с тяжелым, будто могильная плита, взглядом.

И тут Барбара Пирсон, гордо подняв голову, заявила, что, поскольку ни она сама, ни сестры, ни служанки, никак не участвовали в узурпации власти и порабощении свободных и не были причастны к этим преступлениям никоим образом, то она просит у местного начальства разрешения на добровольное присоединение к Аквилонии всего семейства Пирсонов. Я была в шоке. Да как она посмела заявлять такое, мерзавка?!

Но, к несчастью, моего мнения никто не спрашивал. Большой начальник выслушал перевод, немного подумал и сказал, что они рады любым добровольцам. Затем семейство Пирсонов увели куда-то за беленые строения (в баню), а мы остались ждать. Потом настала очередь семейства Морганов, потом забрали Кэмеронов, и вот на месте остались только я, младший сын Якоб (12 лет), дочь Джейн (8 лет), моя служанка-негритянка Делфия и нянька моих младших детей мулатка Мари-Анж. В тот момент, когда пришли за нами, уже успела вернуться та похожая на ската летающая штука, из которой солдаты в черной форме начали без всякого уважения пинками и затрещинами выгонять наших мужчин-джентльменов. Я видела, что их уводили в сторону реки... и это все, что мне известно об их судьбе.

Потом, когда мы пришли в место моего унижения, мне заявили, что, в отличие от семейства Пирсонов, я виновна во всех преступлениях в полной мере, поэтому мои служанки-рабыни теперь не мои, а свободные, и мои дети тоже не мои, а государственные. Потом вошли здоровенные бабы-негритянки, силой раздели меня догола, просто разрезая одежду на куски, остригли меня во всех местах наголо, вымыли горячей водой с мылом с ног до головы. А мерзавки Делфия и Мари-Анж, тоже голые и чисто вымытые, стояли при этом в сторонке и улыбались, видя такое унижение своей бывшей госпожи...

Потом мне выдали рабочую одежду, и человек, который говорил по-английски, сказал, что до завершения Пути Искупления я должна делать что прикажут, и спать где положат, ибо таков закон. А если я буду непослушна, то старшая из негритянок, госпожа Алохэ-Анна, будет иметь право отрубить мою глупую голову, ибо с Пути Искупления