Пока члены хунты джентльменов переваривали буквально убийственную для себя новость, первой решилась заговорить худая женщина, прижимающая к себе двух рыжеволосых детей - мальчика и девочку, примерно младшего школьного возраста.

- Господин, скажите, что будет с моими малютками? - спросила она с сильным ирландским акцентом, пошатываясь от остаточного эффекта действия парализатора. - Их отца вчера убили эти за непокорство, а они сами еще слишком малы для того, чтобы работать...

- Мы примем их на полный государственный пансион, дадим им воспитание и образование и вырастим как своих будущих сограждан, - перевел Александр Шмидт ответ капитана Гаврилова. -И это касается не только твоих детей, но и всех прочих. Подрастающее поколение, вне зависимости от его происхождения - это будущее нашего государства, и мы не жалеем ради него ничего. Достаточно тебе этого ответа, женщина, или нужно объяснить подробнее?

- Вполне достаточно, господин, - ответила та и подтолкнула своих детей вперед со словами: -Полин, Бран, идите к этому мужчине, он обещал дать вам хорошее будущее...

-Женщина, - сказал капитан Гаврилов, - почему ты отправила к нам детей, но не идешь сама?

- Я слаба и больна, - ответила несчастная вдова, - и не могу работать как в молодые годы. Все мои надежды были на мужа, но теперь его со мной нет.

- Если ты больна и слаба, то мы будем тебя лечить, до тех пор, пока ты не выздоровеешь и не наберешься сил, - перевел Александр Шмидт ответ капитана.

- Но лечение - это же дорого! - испуганно воскликнула женщина. - А у меня совсем нет денег...

- В нашем государстве людей лечат бесплатно и работу подбирают по силам и способностям, -возразил полномочный представитель Верховного Совета Аквилонии. - И это касается не только тебя, но и всех прочих. Ты не первая вдова, которая пришла к нам едва живая, но потом набралась сил, снова почувствовала вкус жизни и нашла себе нового мужа, а детям отца. Мы примем всех, кто хочет стать частью нашего общества, никто у нас не будет страдать без медицинской помощи, никто не останется раздетым и никто не ляжет спать голодным.

- Хорошо, мой добрый господин, - сказала женщина, - я, Сара О’Коннор, иду к вам.

Следом за первой ласточкой потянулись другие люди: сначала, робко, по одному, и такая же перекатная ирландская голь, как и вдова Нейла О’Коннора; потом желающие из числа трудящихся пошли семьями, и не только ирландцы, но и шотландцы с англичанами. Всех их гнала через океан неодолимая нужда, но вместо вожделенной Америки им предстояло попасть в непонятную пока Ак-вилонию... И вот, наконец, пошли персонажи посолиднее (из пассажиров второго класса): два врача (один из них дантист), три железнодорожных техника, два инженера, дамский портной, молодой архитектор, учитель музыки и танцев, и даже парикмахер. Объявились и представители невостребованных в Аквилонии профессий: рекламные агенты, коммивояжеры, банковские клерки и один газетчик. Всем им было сказано, что ненужная профессия - это еще не приговор: были бы люди, а дело для них найдется. Собственно, после того, как лед тронулся, желающих вместо цивилизации отправиться в дикую местность почему-то оказалось совсем немного.

Когда основной поток схлынул, капитан Гаврилов сообщил, что сейчас начнется эвакуация. Сначала в главное поселение по воздуху отправят женщин с маленькими детьми, потом всех прочих добровольцев, и только в самом конце очередь дойдет до тех, кто пока не захотел присоединяться к Аквилонии, государственных преступников и их семей, члены которых считаются соучастниками. Мол, даже с ними будут разбираться уже на месте, а тут, в тундре, не оставят ни одного человека.

А впереди у выходцев из середины девятнадцатого века был еще один шок: встреча с такими милыми существами, как темные эйджел...

14 июля 3-го года Миссии. Воскресенье. Около полудня. Окрестности Большого Дома. Малый Совет вождей на свежем воздухе.

Шаттл делал рейс за рейсом, партиями по тридцать человек привозя в Аквилонию все новых трудовых мигрантов, а тут их встречали медики (Манфред Юнге, да и доктор Гомолицкий вполне прилично владели аглицким языком), проводили помывку, стрижку, прожарку одежды в сушилке для дерева1, а также производили первичный медицинский осмотр. Сразу после осмотра наголо

вши погибают через пятнадцать-двадцать минут нахождения при температуре выше сорока градусов, для гнид убийственны шестьдесят градусов, а сушилка прогрета до температуры финской сауны, то есть до ста двадцати градусов, производя не только дезинсекцию, но и дезинфекцию.

остриженным во всех местах женщинам и их детям возвращали их вещи, после чего вели к летней столовой, где на столах уже исходили паром чашки-плошки с густым варевом из мяса и свежих овощей. Невооруженное тыловое подразделение леди Натальи с самого утра хлопотало возле очагов и котлов, чтобы посытнее накормить прибывающих новообращенных. В своей прошлой жизни трудовые мигрантки ели мясо только по большим праздникам: лучшие куски в их семьях всегда доставались мужчинам, чтобы те могли заниматься тяжелым физическим трудом, а прочие члены семьи питались по остаточному принципу. И тут им за один раз дают столько хорошей еды, что перед этим сразу меркнут ужасы мытья горячей водой и мылом, стрижка и бесцеремонное внимание врачей к их здоровью.

После обеда детей отправляли в ведомство леди Фэры, а взрослых женщин и девиц-подростков, размякших и осовевших после сытной еды, при помощи Джонни Гудвина наскоро сортировали по рабочим командам. Леди Лиза, со времен Племени Огня руководившая в Аквилонии швейной командой, была чрезвычайно довольна.

- Это просто праздник какой-то! - говорила она. - Все женщины - от совсем молоденьких девиц до солидных - матрон умеют шить на вполне приличном уровне. Если для монахинь леди Агнессы шитье - это своего рода развлечение, а для гречанок с острова Самофраки - одно из множества возможных занятий, то у этих мигранток швейное мастерство на крепком рабочем уровне.

- В те пыльные времена, - сказал Верховный шаман Петрович, - трудящаяся женщина без образования могла быть только швеей, прачкой или проституткой, и более никем. К тому же магазинов готового платья еще не было, а обращаться к портным простым людям было не по карману, поэтому все, что надето на этих женщинах и их детях,