при чем, а просто он любил меня и хотел, чтобы я его любил, и любил зряче, зная и понимая его, а не просто в него веря.

Запомнился ли отцу этот наш разговор? Может, и запомнился, но я никак не хотел бы, чтобы читающий эти строки заподозрил меня в желании преувеличить значение собственной персоны и придать делу вид, что я мог всерьез на отца повлиять. Так что в том, что я хочу добавить, никакой связи со мной нет. А вот с Миллером – есть. В этом я почему-то уверен.

Десять лет спустя, незадолго до смерти, отец обдумывал новую пьесу. В одном из вариантов она называлась «Четыре я», в другом – «Вечер воспоминаний». Там должны были встретиться он – двадцатилетний, он – послевоенный и он – сегодняшний и потолковать о знании и вере каждого из них. Причем в отличие от всех других, мне известных, его произведений, кроме, разумеется, дневников, собственного «я» он не прятал с самого начала. Он так и не успел эту пьесу написать, но в какой-то мере замысел просматривается в его последней книге – «Глазами человека моего поколения».

А тогда – при всей своей молодой толстокожести – я все-таки почувствовал неладное и не стал с ним спорить дальше. Отец договорил, разговор увял, через месяц или два пришла из Америки от Миллера пьеса «Цена», которую мы и перевели, и она вскоре появилась на сцене БДТ. На этот раз пьеса была переведена от слова до слова. Сократили и сокращают ее уже сами театры. И совсем по другим соображениям.

1994

И я пошел за ним

Есть какая-то закономерность в судьбах возглавлявших нашу страну фамилий. Ну, а поскольку мы – народ этой страны – отличаемся от всех остальных народов песенной поэтической душой, то и закономерность эта— поэтическая. Действует она, начиная с 1917 года, с той поры, когда страну стали возглавлять не имена, а фамилии. Ну, судите сами: Ленин, Сталин, Брежнев, Ельцин, Путин – двустопные фамилии с ударением на первом слоге, т. е. хореические, они без зазора подменяют друг друга в песнях – хранилищах нашей народной памяти: «Сталин – наша слава боевая, Ленин – нашей юности полет, с Ельциным, борясь и побеждая, наш народ за Путиным идет». Или: «Артиллеристы, Брежнев дал приказ…»

Фамилии легко сменяют друг друга, не царапая памяти.

Традиционный российский метр – хорей двустопный: «Буря мглою небо кроет» или «Мчатся тучи, вьются тучи», или «Сталин, Брежнев, Ленин, Путин». А другие фамилии нарушают традицию: Хрущев, например, – одинокий ямб. Не говоря уже о фамилиях трехстопных: Черненко, Андропов, Горбачев, Медведев – несозвучны они душе российского, советского и постсоветского народов, и век их краток.

Не осмеливаюсь утверждать, что я один такой умный, что эту закономерность заметил. Иностранные политологи – русофилы, интуитивно чувствуя это слабое место в биографии понравившегося им нашего правителя, придумали ему прозвище, ставившее его в хореический ряд: не Горбачев, а Горби. «Горби – наша слава боевая». Или – «Артиллеристы, Горби, дал приказ». По крайней мере, в именительном падеже из традиционного ритмического строя не выпадает. Но это я много позже вычислил, насколько неудачна эта фамилия для управления нашей страной, а когда я ее первый раз услышал, она мне не просто помогла, она изменила мою кинематографическую судьбу.

В мае 1985-го в Минске проходил ежегодный всесоюзный кинофестиваль, в тот год, естественно, посвященный 40-летию Победы. Фаворитом конкурса игровых фильмов был фильм «Победа», снятый на «Мосфильме» Евгением Матвеевым по роману Александра Чаковского с шикарными актерами и декорациями, по-застойному пафосный, устремленный к главному призу и заведомо обреченный его получить. Я был послан на фестиваль от Литовской киностудии и представлял на нем свой фильм «Отряд», фильм о нескольких советских солдатах 1941 года, служивших в гарнизоне, которому неуютно в Литве, о мальчишках, оказавшихся отрезанными от любого начальства, еще не знающих, что началась война, становящихся отрядом и гибнущих, каждый по-своему «за нашу советскую родину».

Литва приняла этот фильм к постановке, не столько потому, что действие начинается в Литве, а скорее из-за того, что плановый их сценарий редакционная коллегия Госкино зарубила, и у студии горел план. Если кто помнит, у нас тогда и фильмы, и песни выходили в свет в соответствии с намеченным планом.

Ну вот, привираю, как и все мемуаристы. Не первый, а второй раз я услышал фамилию Горбачев, применительно к фестивалю, первым было название «минеральный секретарь» и жесткий, особенно в первые дни, запрет партии на употребление спиртных напитков при проведении публичных мероприятий. Отчего праздник фестиваля сделался суховатым и скучноватым.

И вот сидим мы на банкете, который студия «Беларусьфильм» устраивает на натурной площадке, где слева землянка, а справа штаб отряда – постоянно действующая декорация для белорусских плановых фильмов о партизанах. Стоят столы с большим количеством закуски, а вместо фляжек с партизанским самогоном странные, похоже, по случаю закупленные, кувшины с квасом и березовым соком. Ругаем почем зря «минерального секретаря» и «гуторим». А что еще делать? Не тосты же под березовый сок говорить. На это даже представители партии и правительства не решаются.

И вот среди общего нешумного трепа возникает слушок: «Горбачеву не понравилось». Якобы немилый нашим сердцам «минеральный» посмотрел фильм «Победа», и он ему то ли не по душе, то ли не подошел.

Этот слух заметно повлиял на расстановку сил. Вокруг меня закружились фестивальные бабочки успеха – молодые актрисы театра и кино, на меня стали показывать пальцем и знакомить с важными генералами, а когда все уже кончилось, председатель жюри Виктор Туров сказал мне с некоторым облегчением: «Это сняло с нас груз обязательности нашего выбора». Словом, главный приз фестиваля получил «Отряд», а главный приз жюри был вручен Евгению Матвееву, постановщику «Победы».

Вы что-нибудь поняли? Разъясняю: я сам ничего не понял из этих мадридских тайн и коридоров, но победителем фестиваля с тех пор считался «Отряд». Я получил государственную премию Литвы, был избран делегатом на революционный пятый съезд, там меня выбрали в контрольно-правовую комиссию Союза кинематографистов, и я, что называется, утвердился в правах, как равный среди равных, а не телевизионный довесок к кинематографу, каким считался, да и сам себя ощущал, до успеха «Отряда».

Так первые шаги Михаила Сергеевича по моей биографии привели к тому, что жюри вынуждено было принять трезвое решение, оказавшееся для меня судьбоносным.

Первый раз я его увидел по телевизору, нет, не буду врать, видел, видимо, не в первый, а вот разглядел… Горбачев собирался во