голову королевский венец, так как ее придворный Пер Брахе-младший, который должен был сделать это в соответствии с разработанным протоколом, стоял как вкопанный.

Пер Брахе-младший, в чьем семейном гербе красовались два всадника на белых конях, занимал в королевстве высшие должности и в середине XVII века дважды был генерал-губернатором Финляндии (на этом посту его сменил Густав Эвертсон Горн, родившийся в Финляндии; со времен Хенрика Классона Горна, придворного Густава Васы, потомка выходцев из Голландии, Горны владели усадьбой Канкайнен в приходе Маску под Турку). Пер Брахе-младший был внуком Пера Брахе-старшего, который написал трактат «Oeconomia» о том, как следует вести себя и свое хозяйство молодым дворянам. Сыновей дедушки ждала различная судьба: отец Пера Брахе-младшего присягнул Сигизмунду и потерял графство Висингсборг. Его брат, наоборот, изменил Сигизмунду и перешел в лагерь Карла, при Густаве Адольфе он воевал с поляками и немцами, и король вернул ему семейный титул. Возможно, одной из причин такой милости было то, что его дочь, кузина Пера Брахе-младшего Эбба Брахе была фавориткой короля, на которой он хотел бы жениться, но не решился, и Эббу выдали замуж за Якоба Делагарди.

Пер Брахе-младший, воевавший на фронтах Густава Адольфа, к тридцати годам превратился в политика, которого мир интересует больше, чем война. Вообще это редкое направление ума тогда ненадолго стало актуальным, и действие его заметно в решении Вестфальского мира оставить навсегда Швейцарию нейтральной страной. Трансформация локальных войн в общеевропейские натолкнула некоторых на мысль о том, что хоть где-то стоит обеспечить мир на как можно более длительное время. Надо полагать, такие мысли, а не только симпатия к Кристине побудили Пера Брахе всеми силами противиться смене миролюбивой королевской власти и тратить энергию большей частью на обустройство мирной гражданской жизни, чем до него никто особо не занимался.

Именно он стал основателем Академии в Турку на базе Туркуской кафедральной школы. Он реформировал администрацию, создал в Финляндии почтовую систему, занимался успешными экономическими преобразованиями, заложил несколько новых городов и отстроил старые посады: Савонлинну, Вильманстранд – Лаппеенранту, Сортавалу, Хямеенлинну, Каяани, Куопио, Фридрихсгам-Хамину, Кристинестадт, Брахестадт – Раахе и Якобстадт – Пиетарсаари. Самый лесной из городов Пера Брахе – Каяани, где жили поначалу всего четыреста человек, быстро становится главным центром смолокурения и экспорта смолы – основной статьи финского экспорта. За это Брахе был пожалован титулом барона Каяани. Хельсинки Пер Брахе передвинул на его нынешнее место с удобным портом, что впоследствии позволило при Александре I перенести сюда столицу. В строительстве городов Пер Брахе преуспел в два раза больше, чем его коронованные покровители: Густав II Адольф вслед Густаву Васе, основателю Хельсинки и Таммисаари, заложил Уусикаупунки, Нюкарлебю, Кокколу и Торнио. При нем началось городское планирование, принцип которого шведы взяли из практики Нидерландов. По существу, именно благодаря усилиям Пера Брахе Финляндия получила дополнительный импульс развития как городская, торговая и промышленная, а не только сельская страна. Мирные периоды в жизни Швеции в годы юности Кристины и после смерти Карла X Густава были связаны именно с его мировоззрением, так как это были годы его регентства. Путеводители рассказывают о том, что финны до сих пор называют хорошие времена «kreivinaikaan», то есть «графские времена». Мало кому в истории довелось не просто прославиться, но стать в народной памяти тем, кого чтут и помнят как единственного в своем роде: ведь скольких дворян шведские короли в XVI–XVII веках сделали баронами и графами, когда семьи разрастались и надо было делить титулы на всех сыновей.

В честь своей королевы Пер Брахе основал город Кристинестадт, находящийся на полпути между Пори и Васой. Надо только отклониться от трассы километров на шесть в сторону Ботнического, или, по-фински, Северного, залива (Похъянлахти), чтобы сюда добраться. Если посмотреть на карту, то полуострова, образующие гавани-заливы, висят вдоль всего финского побережья, как березовые сережки. В окрестностях Кристинестадта, на склоне Святой горы (Пюхявуори), есть так называемая Волчья пещера (Susiluola), где в 1996 году найдены были каменные орудия, обожженные камни очага и кости, всего более шестисот объектов, которые породили оживленный спор о том, возможно ли, чтобы в этих местах 40 000 лет назад, еще до оледенения, жили неандертальцы. С тех пор людей в местных окрестностях прибавилось не очень много, и Кристинестадт входит в сеть Cittaslow – самых маленьких городков Европы, созданную любителем тихих радостей Карло Петрини в 1999 году с целью улучшения всеобщего уровня жизни и привлечения внимания к тому, как здорово жить в микрогороде.

В XVIII и особенно в XIX веке Кристинестадт разбогател на перевозках в Швецию и его собственный торговый флот был самым большим в регионе. За пять минут пройдя ровно четыре улицы Кристинестадта к западу и столько же на юг, заглядывая в чудесно украшенные окна канареечных и винно-красных одноэтажных бревенчатых домиков, трудно вообразить себе оживленный торговый город. О деловом прошлом напоминает только ратуша благородных пропорций, с классическим центральным ризалитом и часами на башне, воздвигнутая уже при русских, к которой прямо с пристани ведет древняя аллея. Поодаль, справа от ратуши, видна деревянная церковь Ульрики Элеоноры, сестры Карла XII, – самого известного у нас боевого орудия шведского королевства. Церковь вошла в историю по имени своей строительницы, последней королевы Пфальцской династии, добровольно уступившей престол мужу, Фредерику I.

Чуть покосившаяся церковь Ульрики Элеоноры с праздничными высокими окошками, белые переплеты которых видны издалека на фоне вишневых стен, напоминает сказочные иллюстрации братьев Траугот, скрасивших мои брежневские детство и юность. Как сказали бы в XIX веке, картину завершает маленькая ветряная мельница: пограничным северным акцентом в панораме Кристинестадта поставлена она на лбу гранитного валуна. Мельница тоже выкрашена лучшей для этих краев алой краской puna. Когда едешь по автобанам, окрашенные в ало-вишневый деревянные дома, овины, церкви придают пространству лугов и лесов, берегам озер и рек композиционную гармоничность и связность через красные доминанты в зелено-синих просторах. Эта краска собрала финский пейзаж еще в XVIII столетии, а может, и раньше, но теперь ее почему-то чураются владельцы новостроек, предпочитая блекло-анилиновые тона, отсвечивающие лимоном в местных туманах. В старом финском пейзаже есть редкое чувство покоя, и больше всего в Кристинестадте, где города ровно столько, чтобы вобрать его в один взгляд между морем и небом.

В XVII веке один за другим растут не только финские города, но и строятся усадьбы. Финские дворяне к этому моменту остепенились после боевого периода появления новых богатых семей при Густаве Васе, которых называли «дикими дворянами», так как они получали земли и церковное имущество за королевскую службу и орудовали подобно