Шрифт:
Закладка:
– Я помню. Я тоже ради него в драку полезла бы. А полез бы кто за мной, кроме Фили?
– А как же те ребята, с которыми ты общалась раньше? Я вот помню, ты постоянно Жоржа какого-то упоминала.
– О, этот за меня точно драться бы не стал. Никто, наверное, не стал бы…
– Я бы полезла! – воинственно и даже обиженно сказала тетя Таня.
Леля взглянула на нее и слабо улыбнулась.
– Ладно, пойдем мы с Филей гулять! – сказала она полчаса спустя, решительно ставя опустевшую чашку на стол.
На улице было по-утреннему свежо и морозно. Леля наступила в небольшую лужицу, лед хрустнул.
– Ну что, поплетемся? – спросила Леля у Фили и направилась в сторону набережной, взволнованная мыслью, что может встретить Илью.
Филя шел, медленно перебирая лапами, и постоянно вздыхал. Леля впервые отчетливо поняла, что ее дорогой друг сильно постарел. В груди что-то болезненно сжалось, и сердце вдруг накрыло большой, неудержимой любовью. Леля присела на корточки рядом с Филей, взяла его морду в руки и заглянула в уставшие, но преданно смотревшие подслеповатые глаза.
– Ну что с тобой, хороший мой? Плохо тебе? – Филя тяжело вздохнул. – Ты держись, возраст солидный, но мужчинам он очень к лицу.
Леля подумала, что Филя может однажды исчезнуть навсегда. И вдруг снова ощутила это нескончаемо страшное чувство, будто вот-вот должна затрястись земля. И Леля провалится. Вот-вот, сейчас!.. В ушах бил пульс, все звуки обострились. Яркие солнечные лучи резали глаза. Леля крепко обняла Филю, только бы защитить его, удержать, не отдать этой пропасти, от которой не спастись. Вдруг она увидела перед собой чьи-то ноги и подняла глаза.
– Привет жаворонкам, – сказал Илья добродушно.
Леля встала:
– Жаворонок здесь только он, – она кивнула на Филю, – я сегодня по ошибке проснулась раньше полудня.
Илья посмотрел на собаку и аккуратно погладил Филю по макушке.
– А ты что здесь забыл в десять утра в субботу? – спросила Леля бодрее и развязнее, чем чувствовала себя на самом деле. Она была смущена вчерашним разговором в раздевалке и тем, что ей очень нравилось на него смотреть.
– Всегда так встаю, бегаю по утрам.
Леля только сейчас заметила, что на Илье теплый спортивный костюм и кроссовки.
– Ну беги тогда!
Илья обошел Лелю и сказал:
– А ты в пьесе-то в итоге участвуешь?
– Думаю еще, – Леля прищурилась и с интересом посмотрела на Илью. – А кого ты играешь?
– Министра-администратора.
Как жалко! Не Медведя. А если бы все же главным героем был Илья, захотелось бы Леле принять участие в спектакле?
Илья махнул ей на прощание и побежал дальше по набережной.
После прогулки Леля зашла на кухню, где папа пил кофе.
– Я Филю выгуляла, – сказала она.
Папа кивнул. После сна он всегда был похож на нахохлившуюся сову.
– А еще вчера мама написала, что скоро приедет к нам, увидеться хочет.
Кивок.
Леля поджала губы и нерешительно огляделась. Солнце вдохновило ее на то, чтобы сделать шаг навстречу отцу и предложить посмотреть фильм или вместе выгулять Филю вечером, зайдя за кофе, но угрюмость Андрея Петровича подействовала на нее как ведро холодной воды. Нет, наверняка он откажется, скажет, что у него много работы.
Леля выпила чашку чая и ушла к себе. Весь день она читала пьесу, а перевернув последнюю страницу, почувствовала приятную опустошенность, будто трудилась много часов и наконец может полюбоваться результатом своего труда. Но ведь нет никакого результата труда. Чем ей любоваться? А все-таки приятно, хорошо на душе. Будто весна.
3
В понедельник в машине Андрей Петрович снова обсуждал по телефону рабочие вопросы, Леля узнала, что сократили еще несколько человек.
– Что, так все плохо? – спросила она, когда отец положил телефон на панель.
– Идет процесс оптимизации производства, – ответил Андрей Петрович, потерев глаза большими пальцами, – если не сокращать, то вообще потонем…
– Почему?
– Заказов мало, все отданы на завод поближе к Москве.
– И как быть?
– Следующий этап – перевести всех на четырехдневную рабочую неделю.
И, соответственно, урезать зарплаты, дополнила про себя Леля. Что начнется!..
– Как у тебя обстоят дела в школе? – спросил Андрей Петрович.
– Все хорошо.
– В случае агрессии по отношению к тебе не молчи, сразу ко мне.
– Пап…
– Слушаю.
– А тебе не жалко сокращать людей?
Андрей Петрович пожал плечами, провожая взглядом Анну Романовну, которая на каблуках, стараясь не упасть на льду, осторожно пробиралась к школе:
– Конечно, во мне есть сочувствие, но я считаю, что каждый человек должен уметь заботиться о себе в любой ситуации. Мы сокращаем честно, с тремя зарплатами, а не бессовестно: с одной или задним числом… А дальше уже от самих людей зависит, выплывут они или нет. Обижаться глупо. Я считаю, что никто никому ничего не должен, кроме того, что было обговорено. Меня тоже когда-то сокращали. Ты только родилась, мы жили небогато. Я, конечно, мог разобидеться на весь мир и на своего начальника, но предпочел не ныть, а работу искать. Я сочувствую, но побеждающую слабость не уважаю.
Леля кивнула и вышла. Она была согласна с отцом, и его уверенность в своих словах придала ей сил. А еще Лелю позабавило, что, почти не общаясь, они мыслят так похоже.
На крыльце школы, на ступеньках, привычно собралась толпа ее одноклассников. Лера и Маша проводили ее особенно злыми взглядами.
– Хорошо живется тебе, да? – услышала Леля.
– Хорошо.
– Еще бы, когда деньги из бюджета завода воруешь, а людей сокращаешь, хорошо живется.
Леля резко затормозила и подошла близко к Маше:
– Ну откуда в твоей тупой башке эта дебильнейшая ерунда? Мой папа просто получил должность в сложное время, а ты хоть немного головой подумай, вспомни законы экономики, которые тебе на обществе объясняли, олимпиадница ты наша, и сложи два плюс два. И если кто-то еще из вас хоть что-то мне скажет, я вам обещаю, что терпеть не буду. Понятно?
– А что, папочке нажалуешься?
– Да, нажалуюсь. Вы все злитесь
