их будут последователи самых грязных языческих культов? Надо ли иметь пророческую прозорливость, чтобы заранее угадать, что с ними произойдет именно то, что и произошло в библейской истории, то есть, что они развратятся и забудут Единого Бога в первых же поколениях?

Разумеется, такой исход дела был очевиден еще до вступления Израиля в Палестину.

И вот вопрос: зачем же Бог ввел евреев в такую землю для оседлого проживания? Ведь знал же, чем им это грозит! Более того, Бог не просто ввел их туда, как бы в последний момент, Он манил их всю дорогу, все эти годы, Он обещал им эту землю заранее. Во всяком случае, Тора, а с нею и вообще, все еврейство, считают землю Израиля уже духовной, непреходящей ценностью, доколе стоит мир.

Народная религия в форме государственной

Итак, Бог со времен Моисея попустил людям верить в Себя, в Единого Творца, в привычных формах народной религии. Бог пошел на такие миссионерские компромиссы, как фетишизм, святилище, жречество и система жертв, установил (разрешил?) пищевые ограничения, благочестивые обычаи (особенно вокруг субботы), а затем еще и паломничество к единственному Храму, когда, наконец, Храм стал стационарным.

Все эти атрибуты народной веры не нужны ханифам, а нужны народу.

Но это еще не все.

Народная религия сохраняет народы. Но народы плохо сохраняются, если они не имеют своего государства. Государство – вот еще одна традиционная ценность людей, которая хранит религию и которая сама сохраняема религией. Чтобы храниться лучше, народная религия должна отлиться в государственные формы. Может быть, именно для этого и ввел Бог свой народ в оседлое существование на обетованной земле? Не беремся утверждать такое предположение в качестве однозначного ответа на вопрос: зачем Бог вывел Израиль из пустыни. Может быть, здесь в судьбах Промысла есть еще что-то непонятное нам. Но очевидно, что, вводя Израиль в землю

Палестины, Бог идет на очевидный риск, жертвует духовным качеством своего народа. Значит, это делается с какой-то целью?

Здесь мы видим волю Божию на создание уже не только народной, но и государственной религии, чтобы народ Божий достиг какого-то общего социально-политического статуса, чтобы он имел свою землю и свое государство посреди других народов и государств, чтобы вышел из бродячего, нищенского, униженного состояния. И при этом оставался бы Божиим народом.

Задача, несущая противоречие в самой себе. А потому крайне трудная. Пустыня хранит единобожие ханифов, но нужно единобожие ханифов вывести из пустыни и поселить в государстве! И именно в контексте этой задачи находит свое разрешение и тот парадокс благословения Богом царства в Израиле, о котором мы уже размышляли. Бог идет на новый риск, разрешая евреям иметь своего царя. Бог понимает, что это их отдалит от Него еще больше, – по крайней мере, на какое-то время. Тем не менее, Он готов идти на то, чтобы его народ имел свое нормальное государственное устройство. Ведь государство, по идее, должно защищать и оберегать народ и его веру.

Таким образом, все подлинно серьезные противоречия в поступках Бога по отношению к своему народу ложатся на одну смысловую линию. Религию Авраама, Ибрагима-ханифа, Бог хочет сделать религией целого народа, образующего при этом свое государство. Ради этого Он идет на глубочайшее снисхождение к грехам людей, на великий миссионерский компромисс.

Но и это еще не все в таинственных делах библейского Бога.

Палестина и тогда была чем-то вроде центра заселенной людьми Евразии, но самое ужасное в том, что она находилась в этакой «тектонически напряженной» зоне, точнее, напряженной политически. Это зона столкновения Египта и Передней Азии, могущественных монархий Африки и Востока, постоянно сжимавших Израиль в своих тисках. В таких условиях Израиль, как народ, жил в постоянной опасности, а как государство был, по сути дела, заранее обречен на уничтожение. Которое, разумеется, не замедлило прийти.

Ведь если поразмышлять над библейской хронологией, то окажется, что некоторая государственная самостоятельность была присуща Израилю весьма недолгий срок: это примерно от завоевания Палестины и до завоевания Северного Царства ассирийцами, когда десять из двенадцати израильских колен навсегда потеряли всякое подобие самостоятельной государственности. Внутри этого срока (а он, с учетом разной в науке датировки Исхода варьируется от четырехсот до семисот лет) правление судей еще нельзя считать временем израильской государственности в полном смысле слова. Так что более или менее сносное государственное устройство было в Израиле, по сути, только при трех первых царях: Сауле, Давиде и Соломоне. Из этого срока только в правление Соломона Израиль получил хотя бы какой-то серьезный политический вес в глазах соседей. Сразу после кончины Соломона последовало разделение Израиля на два царства. Северное царство просуществовало очень недолго, и было завоевано. Еще век продержалось южное Иудейское царство – и тоже исчезло. И больше своего государственного суверенитета Израиль не увидел уже никогда – вплоть до 1948 года. Но и в наши дни очень серьезно звучит такой вопрос: а может ли государство, которое на глобусе можно разглядеть только в хорошую лупу, в нашу эпоху сверхдержав считаться суверенным государством?

Так или иначе, но опыт государственной религии Израиль, как народ, все-таки поимел. Что мы можем извлечь из этого опыта?

Извлекаем мы то, что государственная религия – это, по сути, та же народная религия, ограждаемая более жесткими формами, элементами принуждения. Здесь не только обычай предков и пример старших показывают, что и как нужно исполнять. Здесь и государственный аппарат вступает в свои права и защищает существующий порядок. В таких условиях всякому новоявленному «ханифу», истинному или ложному, любому религиозному реформатору или диссиденту грозит уже не просто осуждение со стороны официального жречества, но и политическое разбирательство в соответствии с государственным законом.

Израиль испробовал и эту штуку – государственную религию. Бог, предвидя, что это все добром не кончится, разрешил через пророка Самуила монархическую государственность в Израиле. И действительно, ни к чему хорошему это не привело по одной простой причине: единобожие не утвердилось в качестве народной религии Израиля на тот исторический момент. И государственная машина стала сохранять тот странный синкретический культ, сложившийся на тот момент в Израиле, который мы наблюдаем в истории пророка Ильи. Народ, по его выражению, хромает на оба колена: тщится совместить почитание Яхве и Его противников – богов Ханаана. Выражаясь языком Корана, придает Аллаху сотоварищей. Государственная власть защищает это сложившееся двоеверие, как умеет. И вроде бы ему удается подавить таких пророков, как Илья и его ученики, но беда для государства приходит не от них, а совсем с другой стороны, как мы видели. Ведь Израиль