А если бы не было моего полка и призыва добровольцев, то два запасных полка на Хотунке, которых мой полк разоружил и выгнал из Новочеркасска, пополнившись дезертирами с Кавказского фронта и местными коммунистами, захватили бы Новочеркасск и, конечно, был бы грабеж и резня, и участь генерала Алексеева была бы подобной генерала Рузского, изрубленного шашками и еще живым зарытого в землю (правда, Рузский эту казнь вполне заслужил). «Вождям» из Быховской тюрьмы, Корнилову, Деникину и другим некуда было бы бежать, разве что припасть к стопам императора Вильгельма II, раз они отреклись от своего Императора Николая II и предали Его, или по примеру такого же предателя генерала Брусилова продолжать службу Ленину.

На мой призыв приезжали офицеры, юнкера, кадеты, добровольцы и женщины. Генерал Алексеев не выпустил ни своего приказа, ни своего призыва, а приказ-призыв начальника штаба Императора генерал-адъютанта Алексеева тогда еще имел бы колоссальное значение, и это указывает, что ген. Алексеев приехал на Дон вовсе не для борьбы, а только спасаться и поджидал семью, чтобы уехать за границу.

Генерал Деникин в «Очерках» пишет, что он настаивал перед генералом Алексеевым, чтобы он как Верховный главнокомандующий выпустил свой приказ собираться на Дон, но генерал Алексеев ответил, что он не может это сделать, так как не имеет средств. Я тоже не имел средств, но распространил свой призыв, распространившийся по всей России и давший приток добровольцев, и пока «основоположники Добровольческой армии» не знали, что им делать, мой полк уже давно дрался, и не без успеха. Так кто же основоположник Добровольческой армии? И почему все непредрешенцы вопят, что «основоположниками и создателями» являются: генерал Алексеев, который отказался, генерал Деникин, приехавший лишь в декабре, и генерал Корнилов, который приехал еще позже? И все эти вопли являются лживыми, нечестными и глупыми. Меня можно ненавидеть за мои монархические убеждения, но нельзя отнять, что я пишу правду.

Нам было обидно и непонятно, ибо изменников и подоплеки сатанинского бунта – революции мы тогда еще не знали и не понимали.

Так почему же непредрешенцы и общественное мнение присвоили звание «основоположников» Добровольческой армии трем «вождям», которые вначале никого не вели и ничего не основывали? А о действительном основоположнике, моем 1-м Георгиевском полку, не только умалчивают, но, беснуясь с пеной у рта, кричат, что это клевета, а рассказать толком о самом начале Добровольческой армии никто ничего не может, да и не знает. Не смог это и генерал Деникин, так как не знал и в своих «Очерках» начало основания Добровольческой армии он обошел.

А почти весь 1-й Георгиевский полк в открытой борьбе «за Веру, Царя и Отечество» сошел в могилу, и никто не преклонил перед ним голову и теперь не желают признать за ним заслуженную им благодарность.

Нет! Ни генерал Алексеев, ни генерал Деникин, ни тем более генерал Корнилов не были основоположниками и создателями Добровольческой армии. Этими основоположниками были мы, георгиевцы, и я, их командир.

И никаким непредрешенцам не удастся в освобожденной, восстановленной тысячелетней царской самодержавной России обманом прикрепить «героический ореол» к изменникам и предателям.

Божия правда восторжествует!

В дальнейшем, не отдавая приказа о призыве, не принимая официально на себя командование, «штаб» генерала Алексеева начал перехватывать людей, прибывавших ко мне по моему призыву, и вместо того, чтобы всех направлять ко мне для создания сильного кулака, «умный штаб» начал формировать разные ячейки: кавалерию без коней, артиллерию без пушек, саперные, совершенно тогда не нужные, офицерские, юнкерские и студенческие ячейки, и много других, не говоря уже о хозяйственных и медицинских.

Штабы разбухали, ячейки множились, но воевать эти «герои» не желали и не пошли, а мой полк нес потери убитыми и ранеными.

Такими мерами генерал Алексеев рассчитывал выиграть добровольческую борьбу.

Наконец, 21 декабря 1917 года я получил «повеление от Верховного главнокомандующего генерала Алексеева» (хотя приказа о принятии ген. Алексеевым на себя командования Добровольческой армией объявлено не было, все делалось как-то шито-крыто) перейти в Ростов. В тот же день я со своим Георгиевским полком выехал по назначению.

Глава XIII

В Ростове мы расположились в лазаретном городке № 12 за городом, и первое, что мы сделали, – вновь развесили по Ростову объявления с призывом, но приходило немного – старые господа офицеры и молодежь.

Жить в Ростове стало несколько легче, так как лазарет оказался довольно хорошо снабженным запасами, да и заведующий лазаретом оказался очень ловким по получению необходимого из различных складов, еще существовавших в Ростове и принадлежащих земскому и городскому союзам. Кормили нас очень скромно, но достаточно, и Ростов, хотя и переполненный до отказа пробирающимися за границу «храбрейшими» беженцами, все же еще в смысле снабжения продуктами питания находился в лучшем положении, чем Новочеркасск. По прибытии в Ростов меня поразило громадное количество болтающегося праздно по городу «офицерства», вернее «ахвицерства» – толпами оно фланировало по главной улице и заполняло многочисленные рестораны, кофейни и кондитерские. Многочисленные призывные воззвания, расклеенные по городу, производили на них очень слабое впечатление, оказывается, что это ахвицерское хулиганье, носящее офицерские погоны, осмелилось даже устроить митинг, на котором было решено в добровольческие организации не записываться, как не соответствующие духу времени. Опять этот проклятый дух! А когда мы вернулись из 1-го Кубанского похода, то узнали, что красные сатанисты расстреляли около 15 000 этих офицеров – сами виноваты. Этот проклятый дух и привел наше Отечество к тому позору, от коего оно не оправилось и поныне.

А офицеров на Дон и в Ростов сбежалось десятки тысяч, но несмотря на это, я все же заканчивал формирование четвертой роты.

Помню и такой случай в богатом Ростове: улицы до отказа полны нарядной толпой. Лоснящиеся физиономии чудо-дезертиров призывного возраста в отличных штатских костюмах. Их было много, так много, что если бы они все были порядочными людьми и стали бы в строй, то в два месяца можно было бы прикончить российский сатанинский бунт. Тогда я уже думал об этом, и я бы силой поставил их в строй, если бы не сбежались на Дон спасать свои жизни все «вожди» и, пользуясь моим неведением, не связали бы меня по рукам и ногам. Среди этой громадной толпы на улице изредка проходили на разведку мои офицерские роты, да время от времени рыдал похоронный марш и трогательное умиляющее душу слезами – Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас, заглушаемые бравурной музыкой, гремевшей во всех садах и