Олли выглянул из–за пурпурно–черной мозаики изогнутых крыльев «Ночной звезды». Пентхаус открытой планировки представлял собой единственную двухуровневую залу с высоким потолком и остекленной стеной–окном, выходящей на Королевский док. Когда–то, давным–давно, это было шикарное местечко для жилья, но теперь… Повсюду теснились высокие стеклянные шкафы–витрины, напоминающие надгробные камни, превращая обширное пространство в мавзолей вымершей треш–культуры. Другой мебели в помещении не наблюдалось. Каждый сантиметр полок был заполнен статуэтками, игрушками, фирменными фигурками и значками, но места для коллекции все равно не хватало. Олли удалось сделать ровно шесть шагов — дальше пройти не получилось. В проходах громоздились пластиковые коробки, переполненные всяческим хламом. Модели всяческих машин, перемешавшись с пушистыми инопланетными существами, формировали длинные необузданные дюны, которые теснили волны настоящих бумажных книг, чьи броские цветастые обложки медленно тускнели, убиваемые энтропией. Подписанные постеры древних блокбастеров в причудливых готических рамах сплошь покрывали две стены. Последняя стена была сложена из экранов, установленных один на другой, подобно огромным стеклянным кирпичам. Большинство из них были мертвы, и только на нескольких живых прямоугольниках разыгрывались шоу, популярные больше века назад. Олли они показались окошками в странное альтернативное прошлое, которое — с учетом Блиц-2 — сейчас выглядело довольно–таки заманчивым. На центральном экране шел эпизод с «Ночной звездой».

Он озадаченно уставился в пол у своих ног. Пути дальше и вправду не было — разве что прямиком по всем этим бесценным сокровищам.

— Эй, есть тут кто?

— Добро пожаловать, добро пожаловать, — раздался над головой голос.

Олли решил, что это динамик, но все равно вскинул глаза, поскольку внимание его привлекло какое–то странное движение. Под потолком помещения тянулись железные балки, выкрашенные в черный — как и бетон, который они поддерживали. Теперь они служили направляющими для промышленного подъемного механизма. У Олли отвисла челюсть. Карно Ларсон висел на металлических тросах подъемника. Он был непристойно грузен, его туловище представляло собой дряблый жировой шар, обтянутый блестящей зеленой тогой, которая больше напоминала бинты, повязку, чья задача — не показать ни полоски кожи. Руки и ноги его тоже были громадными — толстенными придатками, настолько раздутыми, что казалось, они вовсе не способны двигаться. Мясистая голова вырастала прямо из тоги, без всяких признаков шеи, складки кожи лоснились, покрытые испариной. Всклокоченные седые волосы были собраны сзади в хвост и перевиты оранжевыми кожаными шнурками.

На «сбруе», удерживающей его, виднелись различные модули, которые, как сообщил Олли Тай, были медицинским оборудованием. От них тянулись всякие трубки, ныряющие в щели между полосами ткани тоги. Трубки качались и подрагивали, по ним толчками бежала какая–то жидкость.

Глядя, как Ларсон скользит к нему, точно уподобившийся дирижаблю Питер Пэн, Олли почти поверил в то, что этот человек стал жертвой пошедшего как–то чертовски не так окукливания. Подъемник остановился, двигатели громко зажужжали, опуская Ларсона вниз, на груду древних товаров. Шарообразные ноги коснулись стопки роскошных иллюстрированных книг, явно с научной фантастикой, которые начали прогибаться под страшным весом.

— Какой великолепный… — Ларсон сделал паузу, и голова его чуть наклонилась, так чтобы он смог втянуть воздух из трубки. — …экземпляр.

— С вами всё в порядке? — выпалил Олли, ляпнув глупость похлеще любой, выданной когда–либо Ларсом.

— Всё в полном порядке, мой дорогой друг. Долго в наши времена не проживешь, не пойдя на кое–какие компромиссы.

Еще как, хрен собачий.

— Точно.

— Да–да, в эти печальные времена я чувствую себя весьма привилегированным. Я последний из ныне живущих, ценящий культуру эфемерной современности. — Моторы снова загудели, и тонкие проводки, которых Олли раньше не замечал, подняли руки Ларсона, придав ему позу благословения, как будто он был марионеткой невидимого божества. — И каждая реликвия, которую я возжелаю, приходит ко мне, что доказывает твое присутствие. Я стал главным хранителем этого восхитительного жанра человеческого творчества. И посему я решил, что, когда придут оликсы, я встречу их здесь и введу в мой храм несравненного художественного богатства. Вместе мы понесем сию уникальную коллекцию к Концу Времен. Их бог возрадуется дивному дару.

— Э–э–э… — Олли разочарованно вздохнул, осознав, что Ларсон абсолютный псих. Но в его сумасшедшей башке все равно хранилась информация о местонахождении Николаи. — Изолировать пентхаус, — велел он Таю.

— Сделано.

— Пожалуйста, приподними «Ночную звезду», — попросил Ларсон. — Выглядит воистину великолепно. Говоришь, это ручная работа?

Улыбающийся Олли протянул «Ночную звезду», точно предмет религиозного культа.

— Тай, отключи подъемник.

Сияющий лоб Ларсона сморщился: он нахмурился.

— Что–то не так.

Толстяк вновь присосался к трубке и вдруг издал дикий мяукающий звук: тросы барабанов лебедки, удерживающие его, начали раскручиваться. Он запрокинулся назад — смехотворно медленно, как будто гравитация не вполне властвовала над ним. Игрушки и книги, на которые он приземлился, с хрустом мялись и сплющивались под тяжестью туши.

Олли запустил руку в ангар «Ночной звезды» и вытащил нервно–паралитический пистолет. Хотя мысль о том, чтобы применить его к Ларсону, уже не казалась ему хорошей идеей. Кто знает, что произойдет с таким телом, если откажет нервная система? Тай торопливо выплескивал данные с медицинских модулей толстяка. Олли не разбирался в подробностях, но количество янтарных значков сильно тревожило. Он выудил из «Ночной звезды» синт–слизней и перелез через нелепые сувениры, встав так, чтобы Ларсон мог его видеть.

— Возьми… возьми…

Ларсон, задыхаясь, судорожно грыз трубку для воздуха.

— Что взять? Нет, послушай, мне плевать на этот хлам. Я здесь, чтобы выяснить, где сейчас Николаи. Это всё, что мне нужно, понимаешь? Ну, где дом семьи Пэйнор, в котором она скрывается? Скажи мне, и я опять подвешу тебя.

Испуганные глаза Ларсона не отрывались от него.

— Скажи.

Олли поднял свой козырь, своих слизняков, вспоминая речь, которую толкнул Шамдеру. Хотя, если честно, он не был уверен, что сумеет найти в этой туше хоть какую–нибудь кость без больничного сканера.

— Я… я… помогите!

Олли стиснул челюсти: несколько медицинских иконок покраснели. Но он должен был это сделать. И быстро, потому что…

— Это синтетические слизни, а этот их блеск… Ладно, забудь. Они как бриллианты. Они и есть бриллианты. Действительно лучшие друзья девушек, потому что чертовски тверды, как я. И я позволю им съесть тебя — э, нет, проесть в тебе ход. Ага. Это будет очень больно. Если ты не…

Целый ряд медицинских значков Ларсона покраснел. Один из модулей на его «сбруе» хрипло завизжал, видимо, подавая сигнал тревоги.